Александр Кондратьев - Белый человек

— Навестить кое-кого.

— Кого? — зачем-то спросил Данила, хотя знал ответ.

Староста улыбнулся, ведь улыбка — это оружие. А оружие ему было необходимо — для той цели, с которой он выходил из дома.

— Пейла. Гребаного Пейла Арсина.

Когда вышли за ворота, Григорий сказал Даниле:

— Иди за доктором, а потом вместе с ним возвращайся на реку. Ждите меня там.

Данила не стал спорить: ему было неловко и совсем не хотелось никуда идти вместе со старостой. Особенно к Пейлу. Когда он понял, что видит перед собой мертвое тело, он в первую очередь подумал о Пейле. Да и не на кого больше думать. Только идти к нему сейчас нет никакого смысла — если это сделал он, то вряд ли он сидит дома и кипятит чайник в ожидании гостей. Только вслух это Данила говорить не стал: хотел как можно скорее избавиться от общества старосты. Пусть ненадолго, пусть в компании его мертвой дочери. Даже мертвая она оставалась той еще красоткой!

Данила кивнул и быстро зашагал прочь в направлении дома доктора. Григорий поспешил дальше. Он не помнил, когда ему приходилось так торопливо передвигаться. Годы и лишний вес скоро заявили о себе. Дыхание сбилось, во рту возник кислый металлический вкус, и староста остановился, уперев руки в полные бедра, уставившись в землю и пытаясь перевести дыхание.

То и дело подступали то дурацкий смех, то гадкие слезы. Сердце мерзко ворочалось в груди, как противный жирный червяк. Всего за несколько секунд жизнь старосты, прежде такая скучная и спокойная, превратилась в кошмар.

Григорий заставил себя двинуться дальше. Мимо медленно ползли одноэтажные домики. Стояла несусветная рань, но кто-то уже проснулся. Несколько человек встревоженно подошли к заборам, чтобы поглядеть, как их староста ни свет ни заря катится по какому-то одному ему ведомому делу. Ни для кого это не предвещало ничего хорошего.

Руслан, городовой, стоял на заднем дворе и натужно пытался отлить, когда Григорий обрушился на его входную дверь с кулаками. Григорий со смешанными чувствами спрятал свой старый, сморщенный прибор: с одной стороны, жаль было бросать, когда предпринято столько попыток, с другой — с облегчением, что это наконец закончилось. Старость не радость!

— Иду, иду! Кого там черт принес? — проорал он, заправляя рубашку в штаны.

При ходьбе его суставы щелкали, но он обогнул дом с удивительной прытью — любопытство прибавляло скорости. Он не смог сдержать удивления — на пороге стоял староста в плаще, халате и босиком. Морщинистый рот сжался в беззубую О:

— Гриш, ты чего это? — прошамкал городовой.

— Где ты там шляешься, твою мать? Ты там срал, что ли? — выплюнул Григорий. — Доставай свой гребаный пистолет и иди за мной!

— Зачем тебе пистолет? Ты с ума сошел?

— Принеси мне пистолет, твою мать, или я найду его сам и засуну тебе в задницу!

— Надо было раньше моей задницей интересоваться, пока у меня геморрой не вывалился. А теперь я тебе только спасибо скажу.

— Ну ты и шутник, твою мать! — взревел староста. — А мне не до шуток! Гребаный Пейл Арсин убил мою дочь.

Соседи, высыпавшие на крик, замерли, будто их облили холодной водой. Руслан принялся яростно тереть нос — с ним это всегда случалось, когда он нервничал.

— Постой, Гриш! — сказал Руслан. — Не кипятись. Расскажи как следует. С чего ты взял?

Григорий выглядел так, будто сейчас расплачется. Полные губы дрожат, щеки красные, глаза на мокром месте. Но он собрался и тихо сказал:

— Пистолет. Возьми пистолет, и мы нагрянем к этому грязному ублюдку и заставим его ответить за все.

Руслан не стал долго думать. Он пожал плечами, как мог быстро прошел мимо старосты и скрылся в доме. Через минуту он вышел с пистолетом. Оружие в его худых жилистых руках выглядело внушительно: черный кусок металла с массивной деревянной рукояткой.

Когда-то Руслан был первым стрелком в городе. Поскольку пистолет был только у него, он им и остался. И еще Руслан любил быть в центре внимания. В самой гуще событий. На первых ролях. А с этим в Приюте в последнее время было негусто.

— Пошли, в конце концов, он мне никогда не нравился, — сказал он, демонстративно взводя курок.

У дома Пейла Арсина собралась большая толпа. Весть о том, что староста и городовой идут убивать Беляка, разлетелась по Приюту мгновенно. Все проснулись, дети обежали соседей, все заторопились и пришли к дому одновременно с Григорием и Русланом. Не сговариваясь, все вели себя тихо: возбуждение и недоброе, злорадное ожидание разливалось в воздухе, но никто не кричал и не смеялся. Люди ждали, что случится дальше. Солнце уже показало свой красный бок и, казалось, залило округу кровью. Что произошло, толком никто не знал, но в головах бродили разные мысли, одна чуднее другой.

Среди собравшихся не было человека, чье сердце билось бы тревожнее, чем сердце Веры. Пейл занимал все ее мысли, и когда соседский мальчик Димка постучал им в окно, она лежала без сна. Она подошла к окну и увидела людей, которые идут мимо. Она ни на секунду не сомневалась, что они идут за Пейлом. Пейла не любили, и то, что происходило сейчас, рано или поздно должно было случиться.

Она разбудила мать. Женщины накинули платки на плечи и вышли во двор. Вера спросила только одно: «Пейл?», и проходящий мимо мужчина молча кивнул ей. Вера вздрогнула, будто ее ударили, и внизу живота похолодело — там рождалось ужасное чувство неотвратимости.

Люди окружили дом Арсина. Староста Григорий и городовой Руслан переглянулись. Сухопарый старик-городовой пошел к двери, подняв руки вверх. В правой руке лежал большой черный пистолет — кисть, которой Приют собирался вымарать Пейла из своей истории.

— Пейл Арсин! — крикнул Руслан — будто старый ворон каркнул. — Пейл! Ты там?

Городовой обернулся, поглядел поверх голов людей, пожал плечами и поднялся на крыльцо. Он громко постучал рукоятью пистолета по двери. Ответа не было.

— Пейл! — городовой постучал еще.

Руслан замахнулся, чтобы ударить еще раз, но тут дверь раскрылась — бесшумно, без скрипа. Пейл построил этот дом недавно, и тот не успел обветшать.

Оказавшись лицом к лицу с Пейлом, Руслан растерялся и сделал несколько шагов назад. Пейл вышел из дома, прикрываясь рукой от солнца, бившего в глаза.

Когда он появился перед людьми: высокий, статный, удивительно-бледный, будто сияющий на солнце, — по толпе пронесся вздох. Всякое было намешано в этом вздохе: удивление, любопытство, страх, но больше — восхищение. В это раннее утро в первых ярких солнечных лучах чужестранец Пейл Арсин напоминал скорее ангела, спустившегося с небес, чем человека, только что совершившего мерзкое злодеяние. Из одежды на Пейле были только шорты по колено, в которых он, по-видимому, спал, потому что никто никогда не видел, чтобы он ходил в шортах.