Роушин Мини - Два дня в апреле

Она вспомнила, как помогала ему приводить дом в порядок. Тогда еще у неё были силы, много сил! И она тратила их щедро, без малейших раздумий. Ей ничего не составляло простоять весь вечер на стремянке и при этом ловко орудовать валиком, нанося тот или иной колер на стены. И это с учётом того, что всю первую половину дня она просиживала за бухгалтерскими отчётами в магазине Лео. Она и к саду Финна приложила свою руку. Они вместе выкорчёвывали сорняки, разрабатывали почву, а потом (тоже вместе) покупали декоративные кустарники и цветы.

А уж сколько вещей она ему отдала для обзаведения домашним хозяйством. Кресло, чайник, ковёр, который он постелил возле камина, чашки, кастрюли, сковородка. Большая часть из этих вещей уже отслужила своё, и их выбросили вон за ненадобностью. Купили себе что-то новое. Но вот кресло… оно по-прежнему служит верой и правдой. До сих пор стоит у них на кухне. Ей приятно видеть его на своём обычном месте всякий раз, когда она навещает Дафнию.

Мо открывает калитку и медленно идёт по дорожке к дому. Нажимает на кнопку дверного звонка и ждёт.

Дверь открывает Дафния. Она в джинсах, в тёплом свитере, на ногах толстые шерстяные носки. Волосы небрежно сколоты заколкой-пряжкой на затылке. Судя по экипировке, собственный внешний вид её не очень волнует.

Она никак не комментирует макияж свекрови. Вполне возможно, она даже не обратила внимания на подобные мелочи. Вместе они проходят на кухню. И только там Дафния наконец сообщает Мо сногсшибательную новость.

Поначалу Мо просто отказывается верить своим ушам. «Как?! Уна не будет ужинать вместе с ними? Она не посчитала нужным явиться на семейный ужин, устраиваемый в честь дня её рождения? Немыслимо!» Но ещё хуже то, что Дафния, судя по всему, восприняла этот поступок падчерицы совершенно спокойно. Более того, она ещё бросилась и защищать её. Дескать, они, взрослые, должны пожалеть бедную девочку.

Мо вся кипит от негодования. Она делает глоток шерри, который налила ей Дафния. Конечно, какие могут быть празднования в такой день? Сама мысль о каких-то там торжествах кажется кощунственной. Но тем не менее она здесь ! Она пришла ! Только ради Уны она устроила себе весь этот маскарад. Ну и дура! Самая последняя дура! Вот кто она есть. А Дафния — ещё бо́льшая дура. Угрохала кучу денег на этот дорогущий торт. Зачем? Ради чего? Кто его сейчас станет есть? Наверняка он весь пропитан жирным кремом сверху донизу, от которого лично у неё, если она съест большой кусок, разыграется изжога. Так что бессонная ночь гарантирована. Впрочем, пока никакого торта Мо не видит. Наверняка Дафния упрятала его в холодильник. И прекрасно! И пусть он там себе стоит хоть до скончания веков! Глаза бы её всего этого не видели.

Шерри приятно обжигает гортань, скользит по пищеводу и согревает своим сладким теплом её пустой желудок. И почти сразу же ударяет в голову. Конечно, Мо на взводе, но спиртное оказывает своё положительное воздействие. Мо расслабилась, и ей сразу же полегчало. Ведь если разобраться, Уна совсем даже не плохая девочка. Но она еще в таком возрасте, что пока не вполне понимает все последствия своих поступков, не осознаёт в полной мере, как неблагодарно и неблагородно она повела себя сегодня. Но у Мо хватит сил быть выше, она заставит себя подняться над обстоятельствами и не позволит никому окончательно испортить этот вечер.

Невестка просит её налить в чайник воды. Потом Дафния начинает выставлять на стол посуду, достаёт из шкафчика салфетки, ставит соль и перец. Мо допивает свой шерри до дна и гадает, вертя в руке пустую рюмку, предложит ли Дафния ей повторить. Пожалуй, сегодня она бы точно не отказалась.

Первый раз в жизни она пригубила спиртное в тот день, когда Лео поместили в лечебницу. Она помнит, как стало муторно, когда она увидела комнату, в которой отныне ему предстояло жить. «Его последнее пристанище», — мелькнуло у неё тогда. Узкая односпальная кровать, пол, который вроде бы и деревянный, но далеко ему до настоящего пола из настоящего дерева. На стене, выкрашенной в унылый зеленоватый цвет, болтается какая-то картина: река, лодка, горбатый мостик. И почему это в казённых домах так любят красить стены в зелёный цвет?

Но, пожалуй, больше всего её воображение потрясла именно эта узенькая кровать. Да, отныне и навсегда Лео будет спать один. Кончились те времена, когда они делили своё супружеское ложе на двоих. И она больше никогда не услышит в темноте его ровное сонное дыхание, никогда больше не проснётся утром от ласкового прикосновения его тёплых рук. Всё то время, пока Финн раздевал отца, а потом облачал его в пижаму, она весело тараторила без умолку. Такой бесконечный пустой монолог ни о чём, лишь бы Лео не догадался, как она расстроена увиденным. Впрочем, о чем было волноваться? Вряд ли он уже замечал их реакцию и был способен адекватно оценить её.

На обратном пути она попросила Финна остановить машину возле торгового центра. «Мне надо кое-что купить», — коротко пояснила она сыну. Финн сказал, что подождёт её, но Мо отказалась. Ответила, что в этом нет особой нужды. Она и пешком домой доберётся. Тем более ей хочется немного прогуляться. Когда его машина исчезла из виду, она поспешила к центру и, переступив порог, направилась прямиком к секции алкогольных напитков. Мо впервые в жизни оказалась в заведении, где торгуют спиртным. Она медленно прошлась по рядам, разглядывая полки со всевозможными бутылками, пока не остановилась возле небольшой бутылочки с ликёром «Бейлис». Его постоянно рекламируют по телевизору, твердят, что он необыкновенно вкусный и всё такое. А еще на выбор Мо повлияло и то обстоятельство, что она сама, как и Лео, питает слабость к сливкам.

Она уже была почти на выходе, но вовремя спохватилась и повернула назад к прилавку. «Двадцать пачек сигарет „Бенсон энд Хеджис“», — обратилась она к продавщице и во второй раз полезла в сумку за кошельком.

Дома она включила диск с записями Моцарта, которого так любил Лео, после чего плеснула себе в рюмку немного ликёра. Вначале она опустила в него палец и с опаской облизала его. Ликёр был похож по вкусу на горячий шоколад. Она стала медленно смаковать его небольшими глотками, мало-помалу пьянея с непривычки, а музыка в это время продолжала звучать, обволакивая её своими волшебными звуками. Допив рюмку, Мо перевернула её вверх дном и поднесла ко рту, замерев в ожидании, пока последние капли драгоценного напитка не выкатятся прямо ей на язык.

«Вот так я буду делать каждый день», — решила она тогда. И действительно, каждый вечер после ужина она наливала себе рюмку «Бейлиса» и ставила на проигрыватель диск с музыкой Моцарта. Ликёр и Моцарт стали для неё настоящей отдушиной, её утешением и отдохновением. Спиртного она наливала совсем немного, не больше дюйма, но и этого ей хватало с лихвой. И плюс одна сигарета в день. Только одна! Обычно по утрам, когда она любила дымить больше всего.