Шэрон Гаскин - Забытое время

Хотелось стереть напряжение и печаль с лица Ноа, но чем ему помочь? Джейни думала, что удастся все наладить, но с первых же дней это было не в ее власти.

— Теперь все по-другому, — сказал он.

— Да, пожалуй.

Он сморщил губы.

— Ой, малыш. Прости. Ты думал, все будет так же?

Ноа кивнул.

— А мы скоро поедем домой?

— В Бруклин? Да.

— А.

Он поморгал, озирая гостиную. Джейни проследила за его взглядом.

Прежде она как-то не всматривалась — посреди потрясений было не до того. Довольно симпатично — такой интерьер небольшого фермерского дома. Кто-то заставил его удобной коричневой мебелью, завалил подушками уместного синего цвета. Под лестницей стоит пианино — по углам слегка побитое, но полированное дерево блестит. Прямоугольное венецианское окно смотрит на зеленую улицу. Полка над кирпичным камином заселена сувенирами и статуэтками: свернувшаяся клубком каменная кошка, свечи, деревянный ангелочек, поймавший проволочную бабочку, бейсбольный кубок. Не такой уж он и выдающийся, этот дом из грез Ноа и кошмаров Джейни. Дом как дом. Ноа здесь любили.

— Мы не можем остаться, Ноа.

— Я хочу домой, но я хочу и остаться.

Джейни вообразила их квартиру — уютную спальню Ноа, тигров на комоде, звезды.

— Я понимаю.

— Почему нельзя и то и это?

— Я не знаю. Надо как-то жить с тем, что есть. У нас теперь эта жизнь. И мы в ней вместе.

Он опять кивнул, словно так и знал, и забрался к ней на колени. Затылком прижался к ее подбородку.

— Я так рад, что к тебе пришел.

Джейни развернула его к себе лицом. Она думала, что ей известны все стороны Ноа — угрюмый и сиротливый Ноа, распсиховавшийся Ноа, громогласный нежный ребенок, которого она знала лучше всех, — но это что-то новенькое. Как можно ровнее она спросила:

— Что значит — пришел?

— Когда ушел из другого места.

— Из какого места?

— Куда я пошел, когда умер.

Он это сказал так просто. Глаза у него были задумчивые и необычайно сияли, будто он ненароком поймал рыбу и любуется блеском серебристой чешуи на солнце.

— И какое оно было?

Простой вопрос, но внутри него таятся миры. В ожидании ответа Джейни затаила дыхание.

Он потряс головой:

— Мама-мам, про это место нельзя рассказать.

— И ты долго там был?

Он поразмыслил.

— Не знаю сколько. А потом увидел тебя и пришел сюда.

— Увидел меня? Где ты меня увидел?

— На пляже.

— Ты увидел меня на пляже?

— Да. Ты там стояла. Я тебя увидел и к тебе пришел.

Едва ей чудилось, будто разум ее достиг пределов, за ними распахивалась новая ширь.

Ноа боднул ее в лоб и сказал:

— Я так рад, что ты теперь моя мама.

— Я тоже, — ответила Джейни. Большего ей и не надо.

— Эй, мама-мам, — прошептал он. — Угадай, который час?

— Не знаю, букаш. Который час?

— Час, когда надо есть брауни!

Он запрокинул голову, в глазах у него замерцала знакомая лукавая радость, и Джейни поняла, что другой ребенок пока ушел; он выбросил рыбу обратно в океан.

Гости разошлись, а Джейни и Андерсон помогли Дениз с Чарли убрать недоеденное; Джейни протерла стол, а Дениз пылесосом собрала крошки от брауни. Когда в доме наконец воцарился порядок, объекты финального исследования доктора Андерсона рядком воссели на диване — Чарли, Дениз, Ноа, Джейни.

Андерсон устроился напротив в кресле. Кресло обнимало его тело. Андерсон в это кресло погрузился весь.

Наступали сумерки. Все пятеро молчали — странники, объединенные странностью.

— Так вы завтра уезжаете? — в конце концов спросила Дениз.

— Да, — не без покаянной ноты ответила Джейни. — У нас самолет после обеда.

Они навестили этот дом; были допрошены полицией; сходили на похороны. Теперь у всех впереди жизнь — работа, обязанности. У всех, кроме меня, подумал Андерсон. Как ни странно, эта мысль его не обескуражила. Интересно почему.

— А теперь что? — спросила его Джейни.

И все на него посмотрели.

Осталось заполнить кое-какие бумаги. Некогда Андерсон очень трясся над бумагами. Теперь не так.

Он пожал плечами.

— И что, мы просто уедем? И все? Мы не будем… — Джейни покосилась на Дениз, — общаться?

— Можно друг друга навещать. Зависит от вас. — Андерсон улыбнулся. — Как хотите.

— Ага. — Джейни оглядела гостиную. — А вы как считаете, это полезно?

— Как хотите, — повторил Андерсон.

Прозвучало легкомысленно — он и сам расслышал.

Непривычное ощущение. Это что же — вот она какая, релаксация?

— Я могу приехать в гости, — внезапно объявила Дениз. — Я могу приехать в Бруклин.

Джейни, кажется, вздохнула с облегчением.

— О! Так это же прекрасно. Да, Ноа?

— Не сразу, конечно, — поспешно прибавила Дениз. — Нам всем нужно время… но я была бы рада как-нибудь приехать и посмотреть, где ты живешь, — сказала она Ноа. — Твою комнату посмотреть. Можно?

Он застенчиво кивнул.

— Что ж. Вот мы всё и уладили, — сказала Джейни.

Андерсон переводил взгляд с одной на другую. Все улажено и не улажено ничего, уж это-то понятно. Все изменится. Ноа изменится. Надо будет, конечно, спустя некоторое время его навестить. Хотя Андерсон не очень-то жаждал. Эти связи выстоят, или рухнут, или преобразятся во что-нибудь. Он ужасно соскучился по тишине — надо же, он и не сознавал даже. Они просидели так очень долго; солнечный свет загустел, Ноа, сидя между Дениз и Джейни, совсем притих. Андерсон запрокинул лицо, впитывая последние лучи, точно сонный зверь.

— Нам, я думаю, пора в гостиницу, малыш, — наконец сказала Джейни сыну, отчего встрепенулись все. — Поздно уже.

Ноа потянулся.

— Я хочу принять ванну тут, — дремотно пробормотал он.

Джейни подскочила на диване:

— Ты хочешь принять ванну?

Он выпятил нижнюю губу:

— Я хочу принять ванну тут . В розовой ванне. С ней.

И ткнул пальцем в Дениз, а та слегка дернула плечами и посмотрела на Джейни в ожидании указаний.

— А.

Андерсон посмотрел, как в Джейни поднимается сопротивление, а затем почувствовал, как она от него отмахнулась.

— Хорошо, — сказала она.

— А ты меня искупаешь в следующий раз, мама-мам, хорошо?

Джейни лишь на миг замялась, а потом улыбнулась ему в лицо:

— Конечно, Нои. Как ты хочешь.

Ноа хочет принять ванну, поэтому Дениз его искупает.

Так стояла задача — последняя задача на сегодняшний долгий день, а потом можно и отдохнуть. Дениз сегодня похоронила одного ребенка — все, что осталось от его тела, — а теперь искупает другого.

Другой ребенок. Вот как она подумала в тот миг, вот что она увидела, когда улыбнулась мальчику, усадила его на крышку унитаза со старым комиксом Чарли про кота Гарфилда и принялась рыться в шкафу в поисках пены для ванн.