Гийом Мюссо - Квартира в Париже

– Конечно.

При любом движении правой рукой он морщился от боли, которая становилась с каждой минутой все сильнее. Он достал из кармана обезболивающие и проглотил сразу три таблетки. После этого, опомнившись, принялся разглядывать рекомендации на упаковке.

– Что это за абракадабра? – крикнул он.

Маделин оторвалась от экрана и взглянула на то, что вызвало такое недоумение у Гаспара: штрих-код на коробочке.

– Зебра – это двухмерный матричный код! – осенило ее.

Перейдя в смартфоне в магазин приложений, она нашла программу бесплатного считывания кодов.

– Не понимаю, что еще за код, – проворчал Гаспар, которому были абсолютно чужды все технологические достижения последнего времени.

– Вы наверняка уже сами догадались: мы сканируем эти черные и белые квадратики и переходим на какой-нибудь сайт или получаем географические координаты.

Гаспар покачал головой. Получалось, что Лоренц надумал передать мозаикой такой код и вставить его в изображение зебры. Занятно!

– Знаю, вы человек не от мира сего, – поддела его Маделин. – Сегодня эти коды встречаются сплошь и рядом: на упаковках, в музеях, на картах, на проездных билетах…

Скачав приложение, она открыла его и подошла к фреске, чтобы сканировать зебру при помощи фотокамеры в телефоне. На экране сразу высветился текст: «We are all in the gutter bre some of us are looking at the stars» [41] «Все мы барахтаемся в грязи, но иные из нас глядят на звезды» ( англ. ). Оскар Уайльд. «Веер леди Уиндермир», 1893 г. – Прим. автора. . Сначала знаменитая цитата их обоих разочаровала. Они рассчитывали на что-нибудь поточнее: координаты GPS, видео…

– Не больно-то мы продвинулись, – пробормотал Гаспар.

Маделин молчала. Послание необходимо было поместить в контекст. Оно наверняка было адресовано Бернару Бенедику в дополнение к цитате из Аполлинера: «Пора опять зажечь на небе звезды». Общее в обеих цитатах бросалось в глаза, причем нарочито: упоминание звезд.

– Звезда – самый туманный символ из всех возможных, – заговорил Гаспар. – Он присутствует в большинстве религий и эзотерических верований. У него может быть уйма значений: космический порядок, небесный свет, ориентир, помогающий не потеряться…

Маделин не спорила. Встававшие перед ними вопросы требовали обращения за помощью к Бенедику. Тот, невзирая на поздний час, почти сразу ответил на звонок. Не распространяясь о своем открытии, Маделин спросила, имели ли для Шона какой-то особенный смысл звезды.

– Ничего об этом не знаю, а что? Вы что-то нашли?

– Лоренц писал звезды?

– Кажется, нет. Во всяком случае, последние десять лет. Для него звезда была бы символом, перенасыщенным смыслом.

– Спасибо.

Маделин поспешила закончить разговор, чтобы Гаспар не успел начать задавать вопросы. От недавней эйфории не осталось следа. Две минуты они с Гаспаром думали каждый о своем. На третьей минуте мобильник Маделин снова завибрировал. Звонил Бенедик. Сначала она не хотела отвечать, но потом ответила, включив громкий звук.

– Мне пришла одна мысль, – начал галерист. – Возможно, это не важно, но Джулиан, сын Шона, учился в школе «Звезды» на Монпарнасе.

Гаспар сразу сделал стойку: откинувшись на стуле, он стал жестами показывать Маделин, что разговор необходимо прервать. Когда она послушалась, он рассказал о двух фотографиях в доме, на которых запечатлен Лоренц, рисующий с детьми, и напомнил слова Полин: даже после гибели Джулиана Шон продолжал преподавать в кружке живописи в начальной школе, где учился его сын.

Маделин не выпускала из рук телефон: навигатор, карта Гугл. Школа «Звезды» оказалась частным заведением с новаторским подходом к педагогике, куда брали детей от двух с половиной лет. Это была альтернативная структура, внедрявшая принципы Марии Монтессори и Селестена Френе [42] Французский педагог-новатор середины XX в. , каких во Франции 2016 года становилось все больше.

Маделин изучила карту. До школы было недалеко. Логично: Лоренцы нашли для своего чада заведение неподалеку от дома.

– Скорее туда! – крикнула она, хватая куртку и кидая на столик три купюры.

Выбегая из ресторана следом за Маделин, Гаспар чуть не сбил с ног господина Септима, спешившего подать им яблочный пирог.

Шел дождь.

Вернее, это был ливень – упрямый, сильный, угрюмо хлеставший в темноте. Гаспар едва поспевал за Маделин, которая чрезвычайно взбодрилась: у нее было чувство, что цель близка. До школы и впрямь оказалось два шага. Они пробежали по улице Гюгенс и оказались на бульваре напротив кладбища Монпарнас. Вокруг было безлюдно, если не считать горстки бездомных в палатках из подручных материалов. Перед школой были выставлены заграждения, не позволявшие парковаться, но других преград не было. Вход в школу представлял собой ворота в бетонной стене высотой метра в три.

– Подсадите меня, Кутанс.

– Каким образом? Вы забыли о моих ранах? – Он показал ей свои забинтованные руки.

– Тогда подставляйте спину!

Гаспар неуклюже опустился на корточки.

Первой ступенькой ей послужило его колено, второй – плечо. Движения Маделин были быстрыми и хорошо рассчитанными: она нашла опору для рук, подтянулась, оказалась наверху и спрыгнула с другой стороны.

– Все в порядке? Вы целы?

Ответа не последовало. Гаспар провел в волнении и неизвестности целых пять минут, после чего створка ворот с лязгом приоткрылась.

– Скорее! – позвала она.

– Где вы пропадали?

– Хватит ворчать! Чтобы отпереть замок даже изнутри, нужен ключ. Радуйтесь, что я его так быстро нашла.

– Где, хотелось бы знать?

– В чулане с мусорными баками, в силовом шкафу.

Он попытался закрыть за собой створку ворот с минимумом шума, но скрежет все равно разодрал ночную тишину. Учебный городок тонул в темноте. Мощеный дворик был окружен постройками разной высоты. Маделин включила в смартфоне фонарик. Нужно было все здесь осмотреть. К историческому павильону – теперь в нем, судя по табличкам, располагались дирекция и компьютерный класс – были пристроены сборные модули классов, удерживаемые разноцветной металлической арматурой. Они миновали внутренний двор и столовую и поднялись по наружной лестнице на второй этаж, где тоже находились классные комнаты.

Когда Маделин бралась за дело, трудно было ею не любоваться. Четкая, стремительная, она умела инстинктивно принимать верные решения. Десять лет в полиции, на передней линии огня, не прошли даром: рефлексы сразу возвращались, когда оказывались нужны.

Открытый коридор утыкался в тонкую дверь, за которой находились классные комнаты. Маделин без малейшего колебания закатала рукав джинсовой куртки и коротким резким ударом локтя высадила ближайшее к дверной ручке стекло. Сигнализация в школе, вероятно, имелась, но дешевая и защищавшая только нижний этаж, где находились компьютеры – интерес для грабителей могли представлять лишь они.