Коллектив авторов - Были 90-х. Том 1. Как мы выживали

Реклама в 90-е стала отдельной разновидностью культуры. Особым шоу, я бы сказала. Все знали, что «Баунти» — райское наслаждение», «Чистота — чисто «Тайд», «Сникерс» — съел, и порядок!» Тогда многие обзавелись манерой цитировать слоганы. Также их высмеивали, и эти шутки пользовались успехом, потому как были всем понятны. Некоторых роликов специально ждали, как, например, АО МММ, обсуждали историю персонажей и новые выпуски. Названия иностранных фирм и марок постоянно были на слуху, не знать их считалось отсталым даже (и особенно!) среди старушек на лавочках.

Странно вспомнить, но мы, девчонки, коллекционировали пивные жестянки. Найти такую на улице считалось редкой удачей. Они ценились и как символ неизвестной «фирмы», и, между прочим, очень здорово растаптывались! Конечно, подобному варварству подвергались только те жестянки, которые по каким-то причинам не годились в коллекцию. Круче всего, если удавалось топнуть так, чтоб вся банка просела ровно и получился кружок.

Но еще большая удача, на грани чуда — подобрать на улице вкладыш! Банки-то выкидывали, а такую ценность какой дурак потеряет? Но соседке-подружке в этом плане везло, да и зрение у нее оказалось получше моего. Не раз во время прогулки вдоль киосков она коршуном кидалась на асфальт и выуживала из бумажного мусора фантик «Ловис». Везение пошатнулось, когда ее забрали в больницу. В тот день мы с ее старшей сестрой перемыли всю их коллекцию вкладышей с двух сторон хозяйственным мылом, освежив в памяти немереное количество цитат о том, что же такое любовь, по мнению производителей жвачек. Наклейки трогать не стали. Выкинуть накопленное богатство рука не поднялась, а вот от пивных банок мама девчонок категорично постановила избавиться. У меня собралась почти идентичная коллекция, пару пивных банок я забрала и отмыла дома, а остальные мы потопали.

В общем, в те годы, на которые выпал период моего взросления, многие наши дворовые и школьные приключения были прочно связаны с завозным ассортиментом. Мы с трепетом открывали для себя манящий и чарующий потребительский рай, где «Сникерс» казался пределом мечтаний. Конечно, только казался. Мы выросли, наелись и поумнели.

Сейчас я понимаю, что отечественные конфеты и шоколад гораздо лучше. И желание скупить содержимое киосков осталось в 90-х. Впрочем, пожалуй, не все перестали глядеть на жизнь голодными глазами.

Москва

До 90-х — дошкольник. В 90-е — школьник. После 90-х — преподаватель МГУ.

Два года из жизни я не помню, с 1993 по 1995-й.

— Борька! — кричали мне друзья с улицы. — Вылезай, дрыщ!

Я не реагировал.

Я перестал показываться во дворе, даже не подходил к окну. Меня больше не интересовали футбол, ножечки. Трансформаторные будки.

Не занимала школа. Впрочем, она меня и до этого не занимала.

Я играл в «Сегу».

Ее привез из Китая коммерсант дядя Слава. Он брал тогда у китайских партнеров галстуки и кожаные перчатки. Однажды он привез мне на день рождения приставку. И я пропал.

Я сжимал джойстик и сидел у телевизора день за днем. В школу я, конечно, ходил, но после бежал домой, в пустую квартиру, зашторивал окно в гостиной, чтобы солнце не падало на телевизор, и включал приставку. Начинала играть музыка, на экране появлялся поезд, идущий через пустыню, на крыше которого стоял Индиана Джонс, или мрачные пейзажи ночного города Готема, в небе которого всегда была полная тревожная луна… и эти пейзажи, и музыка, и приглушенный свет в гостиной (из-за зеленых штор все в комнате приобретало какой-то нездешний оттенок) возводили вокруг маленький изумрудный шатер, который существовал только для меня.

Родители, конечно, тогда начали волноваться, но к концу первого игрового года я стал относиться к «Сеге» прохладней. Более трех часов в день я не играл.

С сестрой контакт я потерял, у нас не стало общих интересов. Мама приходила с работы и первым делом трогала приставку. Сын, дававший клятвы, сидел за уроками, но «Сега» была неизменно раскалена. И маленькие лоскуты изумрудного шатра прятались под ковер.

Однако были дни, когда я не прикасался к джойстику вовсе. Я держал руки в марганцовке, лечил большие пальцы, измятые его острыми кнопками. Вот тогда… Тогда я думал о ней.

Я много раз слышал рассказы о ранней любви. Мол, мальчик каждый день дарил девочке цветы с клумбы, а потом родители отдали их в разные школы, она проплакала весь первый класс, а он так и не смог больше полюбить.

Может быть, у меня запоздалое развитие, но я впервые серьезно влюбился в двенадцать лет. В амазонку из игры «Голден Акс 2».

Действие игры происходило в средневековой стране, захваченной нечистью. С врагами нужно было сражаться, играя на выбор качком-варваром (мужиком), гномом с секирой или ею.

Ее звали Тайрис Пламя.

Она билась мечом. Удар у нее был слабенький, зато магия — лучше всех. Набедренная повязка, красный боевой лифчик и сапоги.

Когда она падала, сраженная упырем в маске палача или колдуном, ей-богу, было больно смотреть. Беззащитная, почти голая девушка, в окружении скелетов.

В игре она двигалась совсем немного: боевая стойка, поза в ударе, прыжок. Ничего особенного. Графика игры не позволяла увидеть черт ее лица. Угадывались только глаза: два пятнышка. Но все же, когда она падала, показывая изгиб тела, я чувствовал волнение. Никому я не признавался в своих чувствах, тем не менее мне становилось стыдно, когда ко мне приходил сосед, и мы садились играть в «Голден Акс» в четыре руки.

В то время моя сестра без конца читала «Властелина колец», и от нее я узнал, что в Нескучном саду, в лесном массивчике над Москвой-рекой, собираются толкинисты. Молодые люди и девушки одевались в плащи, повязывали на лоб кожаные ремешки, брали мечи и секиры и погружались в темные времена Средневековья.

«Может быть, мне нужна настоящая Тайрис, — подумал я, — девушка с мечом?» И отправился в Нескучный.

Поляну, на которой собирались толкинисты, я увидел издалека, сквозь голые безрадостные деревья и спутанные кусты… дело было весной. Бородатые мужчины с длинными волосами бились на мечах и прыгали, поднимая брызги старого черного снега, без тени улыбок на лицах, но с голыми торсами. Две барышни сидели, скрестив ноги, на туристическом коврике и смотрели в сторону реки. Рядом лежала гитара.

— Как тебя зовут? — Передо мной вдруг появилась раскрасневшаяся девица, завернутая в золотую занавеску.

— Боря, — сказал я.

— Нет! — Она махнула дрыном. — Твоего персонажа? Я — Галадриэль. А ты кто?

— Не знаю, — сказал я.

— А че пришел?!

Я молчал.

— Ты Толкиена читал?!

В этот момент за спиной Галадриэли возник сутулый парень в шляпе. Он бежал в нашу сторону с деревянным топором над головой. Галадриэль прищурилась, сжала рукоять дрына, но до последнего момента не подавала вида, а потом резко сделала шаг в сторону, повернулась, и их орудия ударились с глухим звуком.