Дени Терио - Странная жизнь одинокого почтальона

Да, так оно и есть.

Для него будто ничего не изменилось. Билодо вставал на рассвете, шел на работу, обедал в «Маделино» и возвращался домой. Его жизнь, казалось, невозмутимо шла своим чередом, но это была одна видимость, ведь под маслянистой поверхностью моря повседневной рутины почти незаметно для него зрели перемены. Сначала заявили о себе усталость и мрачное настроение, которое он объяснял сменой времен года, наступлением осени, все более короткими днями и все более длинными ночами, но потом проявились и более серьезные симптомы: как-то вечером, тайком разглядывая ранее перехваченные письма, Билодо вдруг обнаружил, что это занятие, раньше его так волновавшее, потеряло для него всякий интерес. Его любимый «роман по переписке» рухнул на глазах, и он больше не мог черпать силы в его хитросплетениях и интригах. Драмы других потеряли всю свою привлекательность. Явившись на следующий день на работу, он обнаружил, что не может с привычной ловкостью управляться с потоком корреспонденции, только через раз попадает в нужную ячейку, и воспользовался более традиционным методом сортировки. В обход участка он отправился на двадцать минут позже обычного, надеясь, что его освежит утренний воздух, но, прошагав каких-то три километра, вдруг почувствовал, что на него навалилась усталость. А когда добрался до Буковой улицы и стал мерить шагами ее лестницы, стало еще хуже: уже на двадцать четвертой он остановился, а на последнюю поднялся лишь ценой неимоверных усилий, и то после шести передышек. Что это с ним? Может, это грипп?

Перешагнув порог «Маделино», он обнаружил, что совсем не хочет есть, хотя обычно отличался завидным аппетитом, и заказал лишь овощной суп, да и тот не доел. Принадлежности для каллиграфии почтальон доставать тоже не стал — это дело больше не находило в душе никакого отклика — и продолжил обход, надеясь наверстать упущенное время. Он пребывал в состоянии какого-то умопомрачения, что бывало с ним редко. Витая мыслями непонятно где, он, по невнимательности, попытался перейти дорогу на красный свет и чуть не оказался под колесами автомобиля. Но, ускользнув от Харибды, вскоре оказался в объятиях Сциллы — когда он опускал в ящик очередное извещение, на него набросился посаженный на цепь пес. Одноглазый, да к тому же Полифем, судя по надписи на будке, он осатанело вцепился ему в лодыжку и разжал челюсти только после того, как хозяин, прибежав на крик, отогнал его лопатой. Вот что бывает, когда против человека ополчаются боги.

После шестичасового пребывания в отделении «Скорой помощи» вопрос с укусом был решен — Билодо сделали укол против бешенства и перевязали рану. Когда вся эта плачевная одиссея наконец закончилась, на дворе уже стемнело. Он взял такси и поехал домой. Настроение было такое, будто его самого излупили лопатой, и еще больше ощущалось болезненное подергивание в ноге. Ему хотелось бунтовать, но что он мог противопоставить проклятию, обрушившемуся на него в этот день, когда все пошло наперекосяк? Оказавшись в привычном коконе, он запер дверь и, хромая, стал расхаживать взад-вперед по гостиной, не зная, как дать выход накопившейся внутри злости, затем включил компьютер и направил ярость на злобных мятежников с планеты Ксион.

Сжав в руках геймпад, он стал давить полчища тварей со щупальцами, добрался до последнего уровня, набрал рекордное количество очков, но гнев, от которого у него внутри все переворачивалось, так и не улегся. Наконец, совершенно выбившись из сил, Билодо лег в постель, залюбовался фотографией Сеголен и обрел частичку былого душевного покоя. Потом представил себе, как прекрасная наяда с Гваделупы каждое утро открывает почтовый ящик в ожидании письма от Гранпре, но оно все не приходит и не приходит. Он вдруг подумал, не написать ли ей и не сообщить ли о смерти ее корреспондента, но такой возможности у него, вполне очевидно, не было, потому что это означало бы выдать себя и признаться в преступном любопытстве. Сколько Сеголен будет ждать, перед тем как покорится судьбе?

Та же гроза, та же Буковая улица, та же трагедия, но вместо Гранпре на мокром асфальте агонизировала окровавленная Сеголен. Молодая женщина протянула к нему дрожащую руку, взмолилась, чтобы он ее не забыл… и Билодо проснулся, цепенея и задыхаясь. Возврат к реальности давался ему с трудом, ведь кошмар повторялся снова и снова, без конца навязывая эти зловещие образы. Чтобы справиться с тревогой, почтальон окружил себя написанными Сеголен хайку, образовав магический круг, призванный защитить его от копошившихся теней. Он принялся читать их вслух, будто колдовские заклинания, но тоска лишь стала еще острее — слова напрочь отказывались складываться в долгожданную музыку: едва он их произносил, они тут же растворялись в ночи и радостные видения, которые он с их помощью призывал, так и не приходили. Стихотворения вдруг поблекли и потускнели, выстроившись в ряд, будто засушенные растения в гербарии; из них ушла вся жизнь, оставив после себя лишь едва заметный аромат.

Билодо несколько раз встряхнул страницы, надеясь воскресить магию стихов, но лишь помял их. Даже слова Сеголен, и те его оставили. В это мгновение, впервые в жизни, он почувствовал, как на него обрушилось одиночество. Раньше с ним такого не бывало. Его будто накрыла гигантская волна, змеей обвилась вокруг, потащила на дно, где зияла чудовищная пропасть забранного решеткой колоссального ливневого стока, и закружила в бешеном водовороте, не обращая внимания на его судорожные попытки за что-нибудь зацепиться, до самой души обдирая кожу. Билодо вдруг с необычайной ясностью осознал, что не сможет жить без Сеголен, что просто не выживет, что для него все потеряло смысл и интерес, что и желание, и красота теперь не для него, что спокойствие и безмятежность отныне превратились в абстрактную концепцию и дрейфуют в сторону каких-то непостижимых чувств, что сам он превратился в жалкий обломок кораблекрушения, в мертвый, брошенный экипажем «Летучий голландец», который будет бороздить просторы на волнах горечи до тех пор, пока саргассовые водоросли не облепят его борта, не остановят ход, не ринутся вверх по мачтам и парусам и, в конечном счете, не потопят его своим весом и не пустят на дно.

Жуткая перспектива. Неужели эту историю ждет столь глупый конец? Неужели Билодо не должен как-то прореагировать и что-нибудь предпринять? Можно ли вообще избежать кораблекрушения? Есть ли у него спасательный круг, за который можно ухватиться, возможность одолеть собственное бессилие, средство отвратить судьбу и не позволить ей выбросить Сеголен из его жизни?

И вот тогда, в момент наивысшего отчаяния, в голову Билодо пришла мысль.