Джон Ирвинг - В одном лице

— Как они только посмели продублировать «Ровно в полдень»? — то и дело повторял я.

Бормотание телевизора окутывало нас. Текс Риттер пел «Не покидай меня».

— Ну хотя бы Текса Риттера они не продублировали , — как раз говорила Эсмеральда, когда я — очень неуверенно — дотронулся до ее прекрасной груди. — Дело вот в чем, Билли, — сказала она, позволяя себя трогать. (Я видел, что она не в первый раз произносит эту речь; как я потом узнал, раньше все ее парни останавливались на этом моменте. Но не в этот раз.)

Я не замечал презерватив, пока она не вручила мне его — все еще в блестящей обертке из фольги.

— Билли, тебе придется его надеть — даже если чертова штука порвется, так чистоплотнее.

— Ладно, — сказал я, взяв презерватив.

— Но дело в том — вот в чем главная проблема, Билли, — я могу только анально . Это единственный секс, который я могу позволить — анальный, — повторила она, на этот раз пристыженным шепотом. — Я понимаю, тебе придется пойти на компромисс, но так уж обстоит дело. Либо анал, либо ничего, — сказала мне Эсмеральда.

— А-а.

— Я пойму, если тебе такое не подходит, — сказала она мне.

Только бы не брякнуть лишнего, думал я. Ее предложение едва ли было для меня «компромиссом» — я обожал анальный секс. От предложения «анал или ничего», отпугивавшего других парней, я, напротив, испытал облегчение. Ужасающая встреча с бальной залой снова откладывалась! Я знал, что нужно быть осторожным — чтобы не выказать слишком большой энтузиазм.

Я не совсем врал, когда сказал: «Я немного нервничаю, это мой первый раз». (Ну да, я не прибавил «с женщиной» — да, да!)

Эсмеральда включила граммофон. Она поставила знаменитую запись шестьдесят первого года — «Лючию ди Ламмермур» Доницетти с Джоан Сазерленд, исполняющей партию обезумевшего сопрано. (Тогда я понял, что этим вечером Эсмеральда не намерена работать над своим немецким произношением.) Доницетти, несомненно, был более романтичным фоном, нежели Текс Риттер.

И вот я взволнованно приступил к своему первому опыту с девушкой — компромиссу «анал или ничего», который для меня не был компромиссом. «Или ничего» оказалось тоже не совсем правдой; у нас было много орального секса. Я не имел ничего против орального секса, а Эсмеральда его обожала — по ее словам, она от него пела.

Так я познакомился с вагиной, но с одним ограничением; эпизод с бальной залой (или не бальной залой) пока откладывался — и я был готов, и даже счастлив, подождать. Мне, как человеку, который так долго относился к этому органу с трепетом, знакомство с вагиной показалось весьма увлекательным и приятным. Я действительно любил заниматься сексом с Эсмеральдой, и ее я тоже любил.

Были моменты после секса, когда, забывая в полусне, что лежу рядом с женщиной, я протягивал руку и дотрагивался до ее вагины — чтобы тут же в удивлении отдернуть руку. (Я пытался дотянуться до члена Эсмеральды.)

— Бедный Билли, — говорила Эсмеральда, неверно толкуя мое мимолетное прикосновение. Она думала, что я хочу оказаться внутри ее вагины, что я испытываю мучения от того, что мне отказано в доступе к ней.

— Я не бедный Билли — я счастливый Билли, я полностью удовлетворенный Билли, — всегда отвечал я.

— Ты держишься молодцом, — говорила мне на это Эсмеральда. Она и не представляла, как я счастлив, и когда я дотрагивался до ее вагины — во сне или просто бессознательно, — она не догадывалась, что я тянусь к тому, чем она не обладала и по чему я, видимо, скучал.

Der Oberkellner (метрдотель) в «Цуфаль» был сурового вида молодой человек, казавшийся старше, чем был на самом деле. Он лишился глаза и носил повязку; ему не было еще и тридцати, но то ли сама повязка, то ли история о том, как он потерял глаз, придавали ему серьезный вид и прибавляли лет десять. Звали его Карл, и он никогда не говорил о том, как лишился глаза, — мне рассказали другие официанты. В конце Второй мировой, когда Карлу было десять лет, он увидел, как русские солдаты насилуют его мать, и попытался вмешаться. Один из русских ударил мальчика винтовкой, и этот удар стоил Карлу зрения в одном глазу.

Поздней осенью моего первого года за границей — приближался конец ноября — Эсмеральде выпал первый шанс выступить ведущим сопрано на сцене Штаатсопер. Как она и предсказывала, это была итальянская опера — «Макбет» Верди, — и Эсмеральда, терпеливо ждавшая своей очереди (на самом деле она думала, что ее очередь никогда не наступит), была дублершей леди Макбет большую часть осени (как раз все то время, пока мы жили вместе).

«Vieni, t’affretta!» — пела Эсмеральда во сне — из той сцены, где леди Макбет читает письмо от мужа, в котором он рассказывает о первой встрече с ведьмами.

Я попросил у Карла разрешения уйти пораньше с первой смены в ресторане и опоздать на вторую; ведь в пятницу моя девушка будет петь леди Макбет.

— У тебя есть девушка — эта дублерша действительно твоя девушка, да? — спросил Карл.

— Да, Карл, совершенно верно, — сказал ему я.

— Рад слышать, Билл, — тут ходили противоположные слухи, — сказал Карл, сверля меня единственным глазом.

— Эсмеральда — моя девушка, и в эту пятницу она будет петь леди Макбет, — сказал я метрдотелю.

— Такой шанс выпадает один раз на миллион — не дай ей облажаться, — сказал Карл.

— Я просто хотел бы успеть к началу — и остаться до конца, — сказал я.

— Конечно, конечно. Я знаю, что это пятница, но у нас не так уж много посетителей. Теплая погода закончилась. Туристы улетают, как осенние листья. Возможно, это последние выходные, когда нам будет действительно нужен англоговорящий официант, но мы справимся и без тебя, Билл, — сказал Карл. Ему каким-то образом удавалось испортить мне настроение, даже когда он был на моей стороне. Я вспомнил о леди Макбет, призывающей посланников ада.

«Or tutti sorgete» , — я слышал от спящей Эсмеральды и эту арию; звучало жутковато и никак не помогало моему немецкому.

«Fatal mia donna!» — говорит леди Макбет своему безвольному мужу; она берет кинжал, которым Макбет убил Дункана, и пачкает кровью спящих стражников. Мне не терпелось посмотреть, как Эсмеральда загонит Макбета под каблук! А все это происходит в первом акте. Неудивительно, что мне не хотелось опаздывать — я не хотел пропустить и минуты из встречи с ведьмами.

— Билл, я очень горжусь тобой. Я имею в виду, тем, что у тебя есть девушка — не потому, что она певица, а потому, что она вообще у тебя есть. Это должно положить конец сплетням, — сказал мне Карл.

— А кто болтает обо мне, Карл? — спросил я.

— Кое-кто из официантов, один су-шеф — сам знаешь, Билл, как расходятся слухи.

— А-а.

На самом деле, если кому-то на кухне «Цуфаль» и нужно было доказательство того, что я не гей, это, вероятно, был сам Карл; если и были разговоры о том, что я гей, я уверен, что Карл и был их зачинщиком.