Сара Уикс - Достучаться до тебя

Эллиот ответил за меня.

– Сооф, – сказал он, беря меня за руку и глядя на женщину с той же широкой улыбкой.

Мама сказала «сооф», увидев фотографию, которую я порвала надвое, и тогда я подумала, что, возможно, «сооф» – женщина в красном свитере или, может, сама мама. А Джорджия заронила в мою голову мысль о том, что «сооф» – мой отец. Когда Эллиот взял меня за руку, ко мне вернулся голос, и я смогла задать вопрос, который пришел мне в голову только сейчас.

– Сооф – это я? – прошептала я.

Эллиот снова мне улыбнулся, а женщина рассмеялась:

– Хорошо бы! Он говорит это слово, наверное, по сто раз на дню. Я бы больше всего на свете хотела знать, кого или что он имел в виду все это время. Кажется, даже мистер Хилл не знает, – добавила она. – Или знает, но не говорит.

– Трумэн Хилл? – встрепенулась я.

Она кивнула.

– Отец Эллиота, – пояснила она.

– Но может, сооф – это я? – снова спросила я.

– А это ты мне скажи, – рассмеялась она.

– Руби? – услышала я мужской голос из коридора.

– Я здесь, мистер Хилл! – крикнула она в ответ, оглянувшись через плечо.

Когда Трумэн Хилл, высокий худой мужчина с копной седых волос, вошел в кабинет, я почувствовала, что снова впервые смотрю на Хиллтоп-Хоум, стоя у подножия холма. Его лицо было совершенно непроницаемо. Особенно глаза странного голубого оттенка – до этого я видела такой цвет только в осколке морского стеклышка, которое Бернадетт всегда хранила в своей шкатулке с украшениями.

– Ты кто такая? – спросил он голосом, который словно тоже был до блеска отполирован бесчисленными песчинками.

– Меня зовут Хайди Я, – ответила я, стараясь, чтобы у меня не дрожал голос, – и мне нужно задать вам несколько вопросов, мистер Хилл.

– Ты, наверное, делаешь статью для школьной газеты? – спросила женщина, которую он назвал Руби. – Мистер Хилл не очень-то любит заниматься такими вещами, но ты можешь взять интервью у меня, хотя я ужасно скучная.

– Я не из газеты. Я только хочу знать, жила ли здесь раньше моя мама, – сказала я.

В лице Трумэна Хилла что-то изменилось.

– Как, ты сказала, тебя зовут? – спросил он.

Когда он наклонился, чтобы получше меня рассмотреть, я заметила золотые часы у него на руке. Тонкие белые стрелки на голубом овальном циферблате показывали четыре часа дня. После моего разговора с Берни прошел уже час.

– Хайди Я, – повторила я.

– «Я»? Это твоя фамилия? – удивился он. Я кивнула.

– И у твоей матери такая же фамилия?

Я снова кивнула.

– Здесь никогда не жила женщина с такой фамилией, – сказал он, снова выпрямляясь. – Она очень необычная, я бы наверняка запомнил.

– Может, кто-то другой вспомнит, – предположила я.

– Вряд ли. Это учреждение для умственно отсталых. Ты об этом знала? – спросил он довольно доброжелательно.

– Моя мама – умственно отсталая.

– Может быть, но, к сожалению, она здесь не жила, – сказал он. – Я знаю всех, кто жил в Хиллтопе.

– Это точно. У нас тут все как сыр в масле катаются, – подмигнула Руби.

– Остался сыр один, – неожиданно забормотал Эллиот. – Остался сыр один.

Руби рассмеялась:

– Да, Эллиот, остался сыр один. Умничка. – Затем она повернулась ко мне и пояснила: – Это из песенки про фермера в лощине. Они ее обожают. Помнишь слова? Фермер берет жену, жена берет ребенка, и так далее, пока в конце сыр не остается один.

– Почему ты решила, что твоя мать жила в Хиллтопе? – снова обратился ко мне Трумэн Хилл. – Это она тебе рассказала?

– Нет, но у меня есть фотографии. – Я потянулась за рюкзаком.

– Погоди-ка, – подалась ко мне Руби. – Я, кажется, припоминаю. Ты, случайно, не знакома с женщиной по имени Бернадетт?

– Да, – ответила я, – это моя соседка.

– Это та женщина, что звонила из Невады, мистер Хилл. Помните, я вам говорила про нее, а вы сказали, что мне надо…

Теперь в лице Трумэна Хилла явно что-то изменилось, хотя и сложно было сказать, что именно.

– Неважно, что я сказал, Руби. Эта Бернадетт сейчас с тобой? – спросил он меня, и я заметила два красных пятнышка, появившихся у него на щеках под острыми скулами.

Я покачала головой:

– Она не смогла приехать.

– То есть ты приехала сюда одна? Из Невады? – Его голубые глаза сверлили меня холодным и острым взглядом в ожидании ответа.

Я кивнула, сглотнув комок в горле.

– Ты что, убежала из дому?

– Нет, – сказала я.

– Может, я поищу досье на ее мать? – предложила Руби.

Он не ответил, все еще сверля меня взглядом, словно я была загадкой, которую он пытался разгадать.

– Можно взглянуть на твои фотографии? – спросил он тихо.

Я расстегнула рюкзак и протянула ему фотографии. Когда он поднял руку, чтобы взять их, его пальцы коснулись моих. Они оказались такими холодными, что я отдернула руку, и фотографии рассыпались по полу. Руби быстро наклонилась и стала их собирать.

– Смотрите-ка, – сказала она, показывая мистеру Хиллу одну из фотографий – ту, где несколько человек стояли на крыльце под указателем. – Это же наш знак, верно?

– Где ты взяла эти фотографии? – спросил он, и я увидела, что красные пятна на его щеках расползаются все дальше.

– Я распечатала их с пленки, которую нашла в шкафу, – ответила я. – Мы думаем, что их сделали около тринадцати лет назад, потому что Бернадетт говорит, что мама на фотографиях, наверное, беременна мной, а мне сейчас двенадцать.

Трумэн Хилл замер, глядя на фотографию у себя в руке, и я увидела, что кровь отхлынула от его лица так, что оно стало абсолютно белым.

– Это твоя мама? Вы с ней очень похожи, только глаза у вас разные, – заметила Руби, показывая на другую фотографию. – А эта женщина? На ней такой же свитер, как у тебя. Это твоя бабушка?

– Достаточно, – резко произнес мистер Хилл, вырвав фотографии из рук женщины и вернув их мне.

– Да что с вами, мистер Хилл? – Руби явно была сбита с толку.

– Руби, отведи Эллиота к остальным, – велел он.

Эллиот все это время тихо сидел в кресле, глядя в окно на птичку, прыгавшую по двору.

– Пойдем, Элли, – сказала Руби. – Съешь что-нибудь вкусненькое. Повар сегодня делает яблочный соус. Он же тебе так нравится, правда?

Эллиот не сдвинулся с места, продолжая наблюдать за птицей.

– Эллиот, иди, пожалуйста, с Руби, – обратился к нему мистер Хилл.

– Птичка, – сказал Эллиот.

– Да, сынок, это малиновка, помнишь? – мягко произнес он. – У нее оранжевая грудка. А теперь иди, пожалуйста, с Руби.

Руби подошла к Эллиоту и протянула ему обе руки. Мужчина взял ее за руку и неловко поднялся с кресла. Я удивилась, увидев, что он оказался совсем невысокого роста. Его голова все время клонилась набок, и он как-то странно держал руки вдоль тела. Брюки этого человека были затянуты кожаным ремнем высоко на тонкой талии, а на ногах не было ботинок.