Денис Гуцко - Большие и маленькие

«Так теперь и будет всегда, до конца. – В прорези заплывших глаз Циба рассматривал Бычка, мечтательно уставившегося в ночное небо. – Кто-нибудь будет приходить, садиться возле тебя. И говорить. Говорить. И ты не сможешь ничего сделать».

– Слушай, Циба. Хочу спросить тебя. Скажи по-братски… А как она в постели была? Ну… если по пятибальной шкале.

«Боже, неужели это всё? Неужели – всё?»

В глазах искрило, но ему удалось сбросить себя с лавки. Встал на колени, упёрся локтями.

– Чего ты? Встать? – Бычок сам подошёл к нему, помочь.

От близости его физиономии зудели руки. Циба встал. Это оказалось проще, чем он думал. «Позвоночник целый», – мелькнуло. Бычок стоял как раз, как надо.

– Слышь, Циба, как она в постели была, а?

Выбросил левую в боковом – промазал – вдогонку бросил правую и почувствовал, услышал даже, как звонко щёлкнуло в спине. Как недавно щёлкал под его ногами валежник. Тоже промазал. Перед Цибой проплыли испуганные глаза Бычка, и тот исчез из поля зрения. По рукам, по спине растёкся жар.

«Стало быть, целый».

– Ты что там, гадёныш? – услышал он голос приближающегося Коваля. – Мало тебе? Добавить?

Циба стоял, понуро свесив голову.

Коваль ткнул его в живот – несильно, но ослабевший Циба согнулся пополам и уселся на траву. Коваль постоял над ним, сел рядом.

– Живой, нет? – спросил он, сплёвывая себе под ноги.

– Ты уже спрашивал.

Они помолчали. Цибе снова захотелось уйти поскорей. Куда угодно. Подальше.

– Вызови мне такси, – попросил он.

– Хрена лысого, – отрезал Коваль. – Перебьёшься.

Помолчали ещё немного.

– Я знал, – сказал наконец Коваль. – В тот самый день узнал. – Он пожал плечами. – Переживал сильно. Больше, чем ты знал… А когда она… когда всё случилось, решил… простить. Забыть. Решил не говорить ничего тебе, скотине.

Из темноты показался Витя со сторожем. По тому, как они осмотрели Коваля и Цибу, было понятно: Витя бегал к сторожам всё утрясать, договариваться, чтобы не вызывали ментов.

– Видишь, нормально всё, – сказал Витя сторожу.

Мрачно и коротко Коваль послал их обоих. Они ушли.

– Думаешь, почему так вышло? Я нашёл письмо у неё в машине. Полез за навигатором, и нашёл. Она и не старалась его спрятать. Собиралась, видно, тебе в собственные ручки отдать. Я прочитал… прочитал… Почему-то она тебе написала, а не мне. Обычно наоборот, вообще-то… пишут тому, с кем расстаются…

В темноте стронулся и низко завыл мотор: сторожа включили насос, закачивающий воду в подземные цистерны для полива.

Опираясь на плечо Коваля, Циба поднялся на колени.

– Что там было? В письме?

– Заткнись, Циба, – прошипел Коваль. – Заткнись и слушай… Она… к тебе собралась… На трассу, наверное, поехала проветриться после нашего разговора, успокоиться. Мы с ней крупно поговорили, я остаться её просил… Она всегда куда-нибудь уезжала, когда сильно нервничала. Выбиралась на трассу и гнала куда-нибудь. Скорость, мол, успокаивает…

Циба улыбался во весь свой растерзанный рот.

– Значит, она собиралась уйти ко мне?

Коваль посмотрел на него с презрением.

– Я хотел убить тебя сейчас. Когда бил, – сказал он задумчиво и принялся кидать перед собой камни, подобранные с дорожки. – Не знаю, почему не получилось. Видно, не судьба тебе. А теперь настрой не тот. Живи, тварь. Вина наша поровну. Так что живи.

Циба подполз на коленях поближе к Ковалю.

– Да, Игорь, так было бы лучше, как ты задумал. Нам обоим… Что там было, в письме?

– Пшёл вон, животное, – Коваль устало толкнул его и поднялся.

Сделал несколько шагов – и не удержался, выронил, как неподъёмный груз:

– Она беременная была.

– Коваль! – позвал Циба.

Тот не обернулся. Сплюнул и пошёл дальше по дорожке к костру, откуда его уже высматривали с беспокойством Витя и Бычок. Катя положила голову Марине на колени. Похоже, дремала. Коваль встал над костром, ему протянули стаканчик.

Телефона в кармане не оказалось. Такси не вызвать. Не нашлось и кошелька. Коваль выбил из карманов и то, и другое. Возвращаться к костру казалось немыслимым. Как пройти сквозь стену. Поскуливая от боли, подбадривая себя желчными смешками, Циба поднялся на ноги.

В воротах его кинулись облаивать тузики. Угрюмый сонный сторож одёрнул их не сразу, на всякий случай дал полаять на окровавленного хромого придурка. Уже за пределами базы, там, где тянулся за сетчатым забором газон, Цибу обдало водой: включились поливальные брызгалки.

Сначала идти было трудно. Он думал о письме, которое ждёт его – наверняка ждёт – в искорёженной машине на спец-стоянке, начинал гадать, какими словами писала Соня, как называла его: Цибулька, Цибочка? И чем глубже он погружался в свои мысли, тем легче шёл.

«Соня, – стучало в висках. – Сонечка».

Небо уже начало выцветать. В посадке суматошно перелетали с ветки на ветку разбуженные его шагами птицы. Кое-где из коттеджей лилась романтическая музыка. Кто-то ещё не долюбил, ещё не желал мириться с наступающим новым днём. Пред самой трассой с обочины при его приближении сорвалась и нервно умчалась «десятка». Выбравшись на асфальт, Циба толкнулся и побежал. Всё в нём оказалось целое, ни единого перелома. Кроме носа. Каждый шаг отдавался молотом в ушах – но это мелочи, он мог бежать.

Впереди, за мостом, громоздился серыми глыбами Ростов. Водители торопливых утренних машин успевали бросить на него любопытные взгляды. Один даже притормозил, опустил окно. На большее не решился, проехал, как и все, мимо.

Мост уходил немного в гору. Если не возьмёт его быстро, с налёта – выдохнется. Нужно было подналечь. Он зарычал и прибавил скорости.

«Давай, животное, давай», – подбадривал он себя.

В какой-то момент Циба почуял, что сможет, добежит. Он теперь всё может. Но теперь – слишком поздно. Если бы это пришло к нему раньше, она осталась бы с ним. Живая, Господи. Живая. И ребёнок…

Сознание захлопнулось в узенькую щёлочку.

Оставалось ещё её письмо. Которое он должен прочитать.

«Давай, животное, беги».

Над Доном, тяжело отрываясь от изрубленного городом горизонта, ползло свежее розовое солнце.

– Смотри, Циба, я вся розовая. Красиво, да?

Животное бежало упруго и размеренно.

– Опоздаешь!

Сонный Щербаков возился с ботинками, пытаясь впихнуть, втоптать в них пятки.

– Ломаешь ведь задник, – вздохнула Аня.

Громко щёлкнув коленями, она присела на корточки и расстегнула на ботинках застёжки. Щербаков наконец обулся и полез в пальто.

– Не забудь, – помогая мужу одеться, повторяла она. – Не забудь. Пакет поставишь возле… ну, там будет такой столик стоять со свечками. Квадратный. Все круглые – а этот квадратный. Запомни. Прямоугольный, вернее. Конфет возьми хороших. Раздашь бабушкам. Скажешь: «помяните новопреставленного Андрея». Всё запомнил?