Аманда Проуз - Дитя клевера

Он вслушивался в переливистый звук звонка, в нетерпении переминаясь перед дверью с ноги на ногу. Потом еще раз разгладил свою рубашку и одновременно вытер о нее вспотевшую ладонь. Набрал в легкие побольше воздуха и даже надул щеки, пытаясь унять учащенное сердцебиение. Кажется, прошла целая вечность… И вдруг неожиданно дверь распахнулась во всю ширь. Симон опустил глаза и увидел перед собою крохотное личико экономки. Судя по всему, старушке было уже далеко за девяносто. Что-то в ее облике было птичье, такая маленькая пичужка… но глаза на испещренном морщинами лице смотрели живо, в них еще полыхал огонь и светилась воля. Ее накрахмаленное платье из бледного-розового хлопка топорщилось и шуршало при каждом движении.

— Что вам угодно? — Голос прозвучал отрывисто и не очень приветливо. Симон так и не понял, то ли он оторвал старушку от каких-то очень важных дел, то ли его лицо не понравилось ей уже с первого взгляда.

— Добрый день! Меня зовут Симон Дьюбос. Его преподобие Симон Дьюбос. Я недавно открыл духовную миссию в Деннери. Вот решил зайти представиться.

Кажется, старушку не впечатлили ни его слова, ни его духовный сан. Симон дружелюбно улыбнулся и решил опробовать несколько иную тактику.

— Простите, что отрываю вас от дел. Но, надеюсь, я смогу перекинуться парой слов с майором Арбутнотом, если это возможно?

Экономка распахнула дверь еще шире и жестом пригласила священника в дом.

— Подождите здесь! — строго приказала она ему и решительным шагом удалилась куда-то в глубь дома, даже не повернув головы в его сторону.

Огромный холл, в котором очутился Симон, по своим размерам был гораздо больше, чем все здание миссионерского центра, в котором он сейчас обитал. Наборный паркет из красного дерева сиял, как стекло. Лестница тоже из красного дерева. Широкие ступени, изгибаясь, плавно вели наверх, образуя на втором этаже широкую галерею, протянувшуюся в обе стороны от лестницы. Все вокруг дышало историей, и все напоминало Симону о его предках. Глаза разбегались от обилия предметов старины. Ведь по этим ступенькам уже более полутора сотен лет ходили его деды и прадеды, о чем косвенно свидетельствует закругленная вмятина ровно посередине каждой ступени. На этой лестнице запечатлелись следы несчастной Сары Арбутнот, бежавшей из мужнего дома назад, на родину, в свою любимую Шотландию… Бедняжка так и не смогла привыкнуть к здешнему климату. Эти ступеньки помнят поступь босых ножек возлюбленной Арбутнота по имени Мэри-Джейн, легко порхающей из спальни в кухню и назад. По этим ступенькам взлетала, пританцовывая, в былые годы заботливая Пейшенс, вверх-вниз, вверх-вниз, бессчетное количество раз в течение дня, всеми силами стараясь услужить тому, кого она любила и кому была предана всей своей душой. Эта лестница еще хранит усталые звуки шагов отца Симона. Каждый шаг военного сапога — как поступь одиночества и печали, глухим эхом разносящаяся по всему опустевшему дому. И у Виды Арбутнот, ходившей когда-то по этой лестнице, тоже было много лет, чтобы все хорошенько обдумать и понять наконец, как же она ошибалась, сказав: «Когда ты женишься на девушке, достойной тебя, и наш Жасмин-Хаус наполнится голосами ребятишек, ты еще не раз скажешь мне спасибо». Она отошла в мир иной, так и не дождавшись этих слов благодарности, так и не изведав счастья побыть бабушкой. К большому сожалению, у бывшей жены Соломона случился выкидыш, а вскоре после этого они развелись. Ангелика вернулась к себе на Мартинику, снова вышла замуж, на сей раз за человека, который любил ее. И в этом счастливом браке она стала мамой — родила двух мальчишек-близнецов, а в положенный срок и бабушкой.

Гигантский вентилятор медленно вращался под куполообразным потолком, разгоняя полуденный зной, обдавая свежей прохладой все те красивые вещи, которые в изобилии теснились на инкрустированных столах в форме полумесяца: огромные настольные лампы на фарфоровых подставках, расписанные в китайском стиле, с плетеными конусообразными абажурами, многочисленные фотографии в серебряных рамочках, на которых были запечатлены широкоплечие мужчины, облаченные в военную форму. Рядом посверкивали хрустальные графины, и на широком горлышке каждого из них болталась серебряная бляшка с названием напитка.

Но вот экономка снова появилась в холле.

— Следуйте за мной! — коротко бросила она Симону.

Он едва поспевал за проворной старушкой, ступая своими огромными ножищами по паркету. Распахнулись широкие двойные двери, и они очутились в просторном кабинете, по центру которого возвышался необъятных размеров письменный стол. Вдоль стен теснились стеллажи, уставленные книгами в кожаных переплетах и различной периодикой. Несколько больших кожаных кресел, и возле каждого из них примостились журнальные столики. На них тоже было полно всяких красивых предметов. Так, на одном стояла изысканная хрустальная ваза с фруктами, а рядом лежала любопытная медная штуковина, скорее всего, какой-то корабельный прибор.

На бюро с обтянутым кожей верхом царил идеальный порядок. Аккуратная стопка чистой бумаги лежала в плетеной корзинке. Рядом — роскошный чернильный прибор: пресс-папье с отделкой из кожи, набор классических перьевых ручек «Монблан», массивная хрустальная чернильница, инкрустированная латунью, заполненная до краев чернилами. У края стола примостилась огромная настольная лампа, тоже отделанная латунью, и тут же целая батарея подставок для карандашей. Симон невольно обратил внимание на то, что все карандаши безупречно заточены. Заметил Симон и стеклянную витрину, висевшую на одной из стен. Не очень большая по своим размерам, но и хранился там всего лишь один-единственный предмет: бархатная лента. Когда-то, давным-давно, она была алой, но со временем выцвела, поблекла на солнце и приобрела темно-розовый оттенок.

Кабинет выходил окнами в сад. Высокие шторы были раздвинуты, створки окон распахнуты, что создавало ощущение единого пространства. Широкие листья папоротников, растущих под окнами, доверчиво заглядывали в комнату в поисках живительной прохлады и тени. Крытая галерея тянулась и вдоль тыльной стены дома. Именно там, на верхней ступеньке крыльца, восседал майор Соломон Арбутнот. Он сидел, повернувшись спиной к дому. Вот он вскинул вперед руку и поманил к себе красавца павлина, который с важным видом расхаживал по лужайке, не обращая никакого внимания на хозяина и на его протянутую руку с зажатым в ладони лакомством.

Симон растерянно замер на пороге, не зная, чего ожидать от встречи. Но главное, наставительно заметил он сам себе, не поддаваться сиюминутным разочарованиям. Ведь может статься, что тот образ, который он уже создал в собственном воображении, имеет мало общего с реальным прототипом. Вот и первый повод уже есть. На вид Соломон Арбутнот был гораздо меньше, чем представлялся. Худощавый, жилистый… но ничего довлеющего ни в плане роста, ни в плане стати.