Мария Воронова - Эхо первой любви

– Согласен, что с вами обошлись несправедливо, – кивнул Макс, – естественно, если вы в точности выполняли указания хозяина, нельзя винить вас, что одно из них привело к трагедии. Скажите, вы действительно не заметили в посетителе ничего подозрительного? Или просто не хотите об этом говорить, чтобы не обнаружить свою некомпетентность?

– Нет, совершенно ничего.

– Видите ли, в чем дело, – протянул Макс и принял такой высокомерный и загадочный вид, что Лев Абрамович невольно позавидовал его актерскому мастерству, – так уж вышло, что я в курсе расследования убийства вашего шефа и хочу вам сказать, что существуют серьезные сомнения в виновности вашего так называемого киллера.

– Но… – вскинулся Миша.

Макс заставил его замолчать поистине царственным жестом. «Натренировался с психами», – усмехнулся про себя Лев Абрамович.

– Не скрою, вы нам подходите по многим параметрам, – продолжал Макс как ни в чем не бывало, – вы боевой офицер, крепкий семьянин, и я почти уверен, что если бы Иваницкий был жив, то дал бы вам самый положительный отзыв. Но я не могу брать на службу человека, прямо или косвенно замешанного в убийстве.

– Да как же…

– Подозреваемый не признал своей вины, и улик против него нет, кроме ваших показаний, – сказал Макс жестко, – и что прикажете мне думать? Откровенно говоря, напрашивается вывод, что вы совершили убийство и оболгали ни в чем не повинного человека, то есть не только душегуб, но и лжец.

Миша огляделся с растерянным видом, а Лев Абрамович так передвинул стул, чтобы остановить экс-охранника, если тот бросится бежать.

Макс выдержал длинную паузу и улыбнулся:

– Я готов немного придержать место, пока дело Иваницкого не будет раскрыто таким образом, что отпадут все сомнения в вашей причастности к нему. Лев Абрамович характеризовал вас положительно, он убежден в вашей невиновности, а мнение его для меня чрезвычайно важно, и я не хотел бы лишаться хорошего работника из-за недоразумения. Но главное, вам сейчас следует больше волноваться не о трудоустройстве, а о собственной жизни, свободе и репутации. Как только следователь окончательно убедится в невиновности Зиганшина, он примется за вас, поэтому рассказать правду не только мне, но и в полиции – ваш прямой интерес.

– Я рассказал правду.

– Ну чудес-то не бывает. Либо Зиганшин, либо вы, либо кто-то третий, не видеть которого вы не могли.

Михаил нахмурился, взял бумажную салфетку и начал складывать ее в затейливую геометрическую фигуру.

– Не хотелось бы доставлять проблемы хорошему человеку, – наконец процедил он, – и я обещал молчать.

– Что ж, если вы ради хорошего человека готовы сесть в тюрьму, воля ваша, – фыркнул Дворкин, – но Зиганшин-то почему должен страдать? Он тоже, в общем, неплохой. Или говорите правду, или идите в полицию и берите вину на себя, а не подставляйте честного офицера.

Миша еще немного подумал, но потом все же рассказал, что действительно никого не заметил на участке и вокруг него, но когда вошел в холл и увидел лежащего Иваницкого, то немного потерял самообладание. Инстинктивно отступив назад, он опрокинул стул, громко позвал Владимира по имени, потом наклонился к нему проверить признаки жизни и, не найдя оных, выругался. Словом, шум произвел изрядный и счел вполне естественным, когда из коридора, ведущего в гостевые спальни, вышла заспанная Клавдия и спросила, что случилось. Когда Миша показал на труп, девушка выказала вполне искреннее изумление. Она приехала вчера вечером по поручению Елены, та предлагала небольшой ремонт в городской квартире и хотела, чтобы Клавдия обсудила это с Владимиром и приступила к работе, пока Елена за границей, а сам Иваницкий обосновался в загородном доме. Машина у нее сломалась еще два дня назад, девушка добиралась на маршрутке, поэтому вполне естественно, что хозяин предложил переночевать. Они увлеклись сначала проектом, потом задушевным разговором и проболтали почти всю ночь. В благодарность за то, что Клавдия выслушала его исповедь и дала несколько бесценных советов по воссоединению семьи, Владимир предложил устроить ей выходной: пусть остается целый день в доме и делает, что хочет, а вечером он сам отвезет ее в город, все равно собирается по делам. Клавдия все утро плавала в бассейне, а потом физическая нагрузка плюс бессонная ночь дали о себе знать, и она заснула у себя в спальне, и спала, пока крик Михаила не разбудил ее.

Все это выглядело очень правдоподобно, и Миша думал, что девушка останется с ним ждать полицию и «Скорую», но Клавдия вдруг попросила выпустить ее и не упоминать о том, что она была в доме. Мотивировала она свою просьбу тем, что Елена обязательно решит, будто личная помощница спуталась с Владимиром, уволит Клавдию со скандалом, и больше она никогда не найдет себе хорошего места. Она может остаться, конечно, только зачем? Какой смысл пускать карьеру и репутацию под откос, если она все равно ничего не видела и не слышала и не сообщит ничего полезного, а кто убийца – и так понятно. Кроме того, она стала близкой подругой своей работодательницы и не хочет усугублять ее горе информацией, что муж перед смертью ей изменил. И совсем уж тонкий нюанс – если она останется, то придется самой звонить Елене и сообщать страшную новость, а сил на это нет. Пусть уж лучше официальные лица…

Все эти доводы показались Мише убедительными, и прежде, чем сообщить в полицию, он разрешил Клавдии уйти, не обыскав ее и даже не проверив сумочки. Он симпатизировал девушке, был признателен за горячее участие в судьбе дочери и искренне считал, что малышка осталась живой и здоровой только благодаря энергичным действиям Клавдии. Потом они же с ней были «одной крови» – оба наемные работники, вынужденные в поте лица зарабатывать свой хлеб, прислуживая праздным богачам. Естественно, убийца не она, бедная труженица, а противный подполковник полиции, который только и делает, что наживается на горе честных граждан, а защищать их даже и не думает, и настолько обалдел от собственной безнаказанности, что даже не потрудился как следует спланировать преступление.

Действительно, с чего бы вдруг Клавдия должна заиметь проблемы от того, что мент – убийца и дурак? О собственной участи простодушный Миша в тот момент не подумал, рассудив, раз он точно знает про себя, что не убивал, то же самое решат и все остальные.

– Вот и все, – вздохнул Лев Абрамович, – сейчас свяжусь со следователем, надеюсь, он сегодня вас допросит. Я, как вы понимаете, записал нашу беседу на диктофон, но не знаю, считается ли это. Мне, Миша, понятны ваши чувства, и очень может быть, что на вашем месте я бы тоже выгораживал девушку, но поверьте, Слава – хороший человек, солдат. Он заслуживает, чтобы не сидеть за то, чего не совершал.