Виктория Токарева - Дерево на крыше [сборник]

Александр был на машине. Они сели в машину.

Александр не торопился двигаться с места. – Как хорошо, что у меня есть Лена, – проговорил он с удивлением, как будто сделал открытие.

Она промолчала. До него только сейчас дошло. А она уже год томится, сходит с ума от неразделенной любви.

Ехали молча. В стороне показалась красивая церквушка. Александр свернул к церквушке. Заглушил мотор.

Повернулся к Лене и стал на нее смотреть, молча.

Земля тихо кружилась вокруг своей оси.

– Никого я еще не любил так долго и так хорошо, – сделал открытие Александр.

Он не сказал «Я тебя люблю». Это само собой разумелось. «Люблю. И это проверено временем».

Домой Лена вернулась под утро.

Она забыла ключи. Пришлось звонить.

Сергей открыл сразу. Не спал. Молча уставился на Лену.

– Меня вызвали на ночную съемку, – сказала она.

– Как это?

– Ночная смена. Что тут непонятного? Днем – транспорт, люди. А ночью свободные улицы.

– А ты при чем?

– Надо было срочно переписать диалог.

Сергей поверил, поскольку никогда не врал сам.

– А почему ты ушла и ничего не сказала?

– У меня не было выбора. Я не могла не поехать.

Это правда. Александр свистнул, и она помчалась, как собака. Она не могла не поехать.

Лена сняла пальто.

Сергей приблизил к ней свое лицо и обнюхал. Он пытался уловить чужие запахи, но ничего не уловил, поскольку вокруг него самого стояли алкогольные пары.

Лена подошла к столу и невозмутимо начала есть. Проснулся зверский аппетит. Она удивлялась себе самой: как легко она врала. Можно, конечно, не врать. Сказать правду: «Я полюбила» – это значит сказать «А». Дальше надо говорить «Б». «Я полюбила. Я от тебя ухожу». Но я не ухожу. Меня никто не зовет. Значит, я остаюсь. А если я остаюсь, то, значит, ничего существенного не происходит.

Есть третий вариант: ни от кого не зависеть. Уйти в никуда, остаться в гордом одиночестве и ждать у моря погоды. Но разве не лучше видеть в доме счастливого ребенка, спокойного мужа с родным запахом и спокойную себя? Это тоже любовь своего рода. В ней нет ожога, но есть ПОКОЙ и УВЕРЕННОСТЬ в завтрашнем дне. Значит: ночная смена, работа над диалогом. Работа кончилась, пришла домой. Все сходится.

Сергей смотрел в ее спину и успокаивался. Человек работал и проголодался. Вернулся домой и ест.

Сергей вышел в прихожую и стал звонить своей маме, которая остановилась у родственников. Лена услышала:

– Она была на работе. Ночная съемка. Не имеет права. Все прописано в договоре.

Мама верила и не верила. Но что она могла сделать? Только испечь миндальное печенье.

Александр уехал на съемки в другой город. И замолчал.

Его фраза «Никого я еще не любил так долго и так хорошо» могла стать началом. Но она легла на дно.

Лену он не забыл. Да, Лена лучше Нэльки и лучше всех. Но что ему с этим делать? Выгнать Веру с Иванушкой и взять в дом Лену с ее дочкой? Дочка Лены – наверняка хорошая девочка, но она чужая девочка. У нее есть свои папа и мама.

Лучше все оставить как есть.

Александр любил сына всеми силами души. Для Веры и Марго мальчик стал единственным смыслом существования.

Иванушка превратился в маленького божка в глубоко верующем окружении. Всё в этом доме делалось для ребенка: работали, копили деньги, становились знаменитыми, заботились о репутации, чтобы Иван мог сказать: «Я из хорошей семьи».

Куда он денется, Александр? Старые родители, беспомощная Вера, которая умеет только стенать. С Иваном она не справится. Да и как можно разорять гнездо? Надо быть последней сволочью, чтобы бросить близких людей, погрузить их во мрак, а самому содрогаться в качественных оргазмах…

Что такое любовь? Химический процесс в мозгу. А сын – это целый человечек, с руками, ногами, живой и теплый.

Что касается Лены, у нее есть семья. Муж, ребенок. Помимо этого, она и сама из себя что-то представляет, Бог вложил в нее дискету. Перед ней длинная и яркая дорога. А по дороге – встречи, плохие и хорошие. Жизнь.

Александр уехал на съемки и пропал с концами. Не давал о себе знать, как будто его не существует в природе. Или Лены не существует в природе.

Лена меж тем волновалась – как снимут ее собственный фильм, который они писали с Александром.

Сценарий – основа основ. Как сказано в Библии, «в начале было Слово». Сценарист в ответе за конечный результат.

Лена одевалась и ехала на съемки.

Режиссер Николай Иваныч пытался разрулить эпизод, стоял посреди площадки – немолодой, с серыми зализанными волосами, скучный, заурядный, как водопроводчик.

Актеры произносили текст, подбирая свои слова – бездарные и плоские.

Лена не понимала: зачем менять то, что хорошо, на то, что никак? Рядом с площадкой бегала жена режиссера и тянула к нему очищенный апельсин.

– Коля, съешь апельсинчик! – умоляла она.

– Послушайте, – тихо внушала Лена. – При чем тут апельсинчик? Они все слова перевирают. Пусть говорят по тексту.

– Отстаньте с вашим текстом! – огрызалась жена. – Мой муж с утра ничего не ел. Он умрет на вашей сраной картине, и мои дети сиротами останутся. Коля! – взывала она.

Лена понимала, что она бессильна.

Александр, его комната, музыка Джона Леннона, счастье сотворчества – все это не понадобилось. Осталась реальность, когда никто ничего не может и всем на все наплевать.

– Колечка, съешь апельсинчик…

Наконец фильм был готов.

Фильм просмотрели в верхах. И закрыли. Почему? На всякий случай.

Высокие и высокооплачиваемые чиновники держались за свое место, боялись его потерять. Если фильм пропустить на экран, могут быть неприятности. Могут и не быть, однако – риск.

А если фильм запретить – оно надежнее. Кресло под чиновником не шатается. Он вольготно сидит всей задницей, получает продовольственный паек и уверен в завтрашнем дне. А то, что большой труд большого количества людей перечеркивается крест-накрест, это никого не волнует.

Перечеркнуть крест-накрест в старину называлось «похерить».

Чиновники с легкостью похерили труд, надежды, деньги, перечеркнули крест-накрест и пошли обедать.

Еще одна особенность того времени: не ставить в известность. Никого не вызывают, никого не оповещают, не объясняют причин. Просто вдруг пронесся слух. Кто-то где-то сказал… Вскользь… И тишина. Кто сказал? Где сказал? Может, в столовой, а может, и в туалете…

Лена пришла на студию. Редактор – душистая и скользкая, похожая на кусок импортного мыла – произнесла, глядя в зеркало пудреницы:

– Похоже, что твой фильм закрыли…

Она достала помаду и начала красить губы.

– Как?

Лена не поверила своим ушам.

– Они не объясняют: как и почему, – проговорила редакторша растянутыми губами.

– А что делать?

– Ничего не делать. Жить дальше. Не рак же у тебя…