Сергей Шикера - Египетское метро

Я открываю дверь. На пороге стоит полный, лысоватый человек.

«Здравствуйте. Мне нужен Фома»

«Вы Юлик?»

«А что, не видно? Вы кто?»

«Я его друг. Входите. Сюда, пожалуйста...»

Я провожу его на кухню, где за плитой орудует Марина. Юлик здоровается с ней и оглядывает помещение.

«Ты только посмотри, какая здесь у вас чистота!.. (За день до этого Марина сделала генеральную уборку.) Плюнешь – отскочит. А где хозяин?»

«Садитесь».

Юлик садится на предложенный стул. Я не люблю плохо выбритых людей; или совсем не брейся, а если уж бреешься – будь добр.

«Извините, но Фома очень болен и не сможет уделить вам времени, – говорю я, усаживаясь напротив Юлика. – Если у вас есть какие-то вопросы, можете передать через меня».

«Болен? А чем он может быть болен?!»

«Он в глубокой депрессии. Глубочайшей. Я такой не помню».

«В депрессии? Нашли болезнь! Где он? Проведите меня к нему, и через пять минут он будет живчик! Я мертвого могу поднять! Вы нашу газету читаете? Нет? Напрасно. Тогда бы вы поняли, что я имею в виду. Давайте, ведите меня к нему!»

«Боюсь, что это невозможно».

«Тогда пусть выйдет сам».

«Боюсь, что это тоже невозможно».

«Боюсь! Боюсь! Что вы боитесь? Мне надо с ним встретиться. Он меня знает. Хотите свежий анекдот на эту тему?»

«Нет, не сейчас, потом как-нибудь».

В это время Марина проходит мимо нас и уходит в коридор.

Юлик (подмигнув ей вслед, понизив голос):

«Это кто?»

«Домработница».

«Как звать?»

«Марина».

«Ничего деваха. Фома ее (два коротких свиста, сопровождаемые движением кистей на уровне чресел), да?»

«Не знаю. Не спрашивал».

«А что тут спрашивать? И ежу понятно».

«Ежу – может быть. Мне – нет. Давайте перейдем к делу».

«Так он таки не выйдет? Вы не шутите?»

«Нет, это исключено».

«Точно?»

«Абсолютно».

«Странно... Ну хорошо: не выйдет так не выйдет. Хорошо».

Юлик достает носовой платок, сморкается, прячет платок в карман и наклоняется ко мне.

«Понимаете, от меня ночью ушла жинка и прихватила с собой, сучара, всю наличность. Мне срочно нужны деньги».

«Хорошо, – говорю я, поднимаясь, – я сейчас спрошу Фому, подождите минутку».

«Что значит “спрошу Фому”? Вы даже не спросили сколько!»

«Я для начала узнаю, готов ли он в принципе одалживать деньги. Я сейчас».

«Может быть, сходим вместе?»

«Я же вам сказал: он очень болен».

«Ну, хорошо, хорошо. Болен. Чтоб я был так здоров, как он болен».

Я захожу в комнату Фомы. Фома слушает Сару Вон и танцует, лежа на спине, на своей кровати; танцует он, извиваясь всем телом и поводя вытянутыми вверх руками; в зубах дымится сигарета; Сара Вон поет «Black Coffee»; рядом с Фомой на столике бутылка «Бомбей Сапфир». Заметив меня, он откладывает сигарету, делает музыку потише и наливает джин в два стакана, один из которых протягивает мне. Мы чокаемся и выпиваем.

«Итак?» – спрашивает Фома.

«Он просит в долг. От него ночью ушла жена и забрала все деньги».

Фома задумывается, потом медленно качает головой и говорит:

«Вот его жене, за то что она ушла, я бы дал, а ему нет. – Фома задумывается. – Впрочем, если только язык... Тем более что я не знаю, ушла ли она на самом деле, да и была ли она у него вообще. Нет. Твердое нет».

«А причем тут язык?»

«Язык?»

«Ты что-то начал о языке».

«Ах, да! Спроси у него, сколько будет стоить отрезать ему язык».

«Ты серьезно?»

«Совершенно».

«Смотри. Я ведь могу и спросить».

«А я о чем? Давай. Я за ценой не постою».

«Хорошо».

Уже в коридоре я слышу голос Юлика:

«Ты ж понимаешь, Мариша, одессит – это национальность. Я тебе в любой точке земного шара узнаю одессита за километр. Ты не читаешь нашу газету? Я как раз там много пишу за Одессу. За ту, настоящую. Заходи в редакцию, я тебе дам подборочку...»

Я вхожу в кухню и сажусь на свой стул. Юлик поворачивается ко мне. Марина у раковины хмуро драит сковородку.

«Ну как наш больной? Еще жив?» – спрашивает Юлик.

«Спасибо, ничего. Фома передал, что не расположен сейчас одалживать деньги, но у него есть встречное предложение…»

«А почему это он не расположен?»

Я пожимаю плечами.

«Хорошо, ладно. А что за предложение?»

«Только я вас сразу предупреждаю, что это не шутка и не розыгрыш».

«Интересно».

«Фома спрашивает, за какую сумму вы бы согласились, чтобы вам отрезали язык. Сколько, по-вашему, это может стоить. Он готов заплатить».

Долгая пауза, в течение которой Юлик смотрит на меня, я на него. Марина у раковины замирает. Слышны только крики детей во дворе. Наконец Юлик произносит:

«Это что, шутка?»

«Я же вас только что предупреждал. Это вполне серьезное предложение».

«Так. Серьезное предложение. Хорошо... – Юлик поджимает губы и вытягивает их в ниточку. – А ну, позовите его сюда!»

«Я вам сказал: это невозможно».

«Ах, невозможно... – Юлик размеренно кивает. – Ну тогда я сам!»

Он вскакивает, опрокидывая за собой стул, и бежит в коридор; я кидаюсь за ним; меня обгоняет Марина; она перехватывает Юлика у входной двери и, замахнувшись сковородой, кричит:

«А я вот сейчас как пере**у тебя этой сковородкой, так ты у меня не то что без языка, без головы останешься, козёл!»

Юлик замирает и, не мигая, смотрит на Марину. Я отпираю дверь и говорю:

«До свидания».

«Хорошо-хорошо... хорошо... – говорит Юлик, поворачиваясь то ко мне, то к Марине. – Мы еще посмотрим. Мы тоже умеем шутить. Мы так пошутим в нашей газете, что вам и ему мало не покажется!»

«До свидания», – повторяю я.

Юлик выходит, и Марина запирает за ним дверь.

В комнате Фомы звучит какое-то печальное струнное адажио. Лицо Фомы мокро от слез.

«Ну что?» – спрашивает он и шмыгает носом.

«Язык не продается».

«Жаль. Кстати, звонил наш тезка, писатель, сказал, что в городе, зайдет».

«Наш тезка?!»

«Ну писатель. Фома. Помнишь такого?»

«Ах, этот! Конечно, помню!»

Открывается дверь, и Марина командирским голосом объявляет:

«Обед!»

***

Немного воспоминаний.

«А теперь после музыкальной паузы – скажу вам по секрету, мой напарник от переизбытка чувств пытался тут под этот полонез из убойного тройного бетховенского концерта даже сплясать – итак, после музыкальной паузы мы предлагаем вам послушать два коротких рассказа нашего постоянного слушателя и корреспондента Фомы. Надо сказать, редкая радиопередача обходится без своих радиослушателей...»

(убирая звук) «Что ты несешь, пьяная ты морда?! Ты только хотел сказать, что Фома – это редкое имя…»

«А я не сказал?»

«Нет».

«Ах ты ж. Кстати, тебе не кажется странным такое совпадение: ты – Фома, я Фома, и нам приходит письмо от Фомы?»

«Нет, не кажется. Может быть, он псевдоним в честь нас взял».

«Думаешь?.. А что? Вполне может быть. Решил подольститься. Ты же знаешь, какая это изворотливая публика – писатели…»