Рут Вернер - Гонг торговца фарфором

Как установить контакт с фрау Вайдлих в ее нынешнем состоянии? Нельзя же просто позволить ей умереть…

Сестра Гертруда приносит почту, и Марианна забывает об окружающих.

Когда они беседовали о Хильде Вайдлих, Криста спросила: «Что больше всего помогает тебе здесь, в больнице?»

Марианна хотела ответить: обходы профессора, процедуры фрау Хольц, но она сказала: «Письма моей матери».

Мать, которая обычно писала редко и неохотно, ежедневно присылала несколько строк. Рассказывала она почти исключительно о Катрин. Марианна могла бы также сказать: больше всего помогает мне мысль о моем ребенке. Вот что писала об этом мать:

«Сегодня на завтрак Катрин съела три бутерброда. Теперь она много играет с маленьким Петером, живущим по соседству. После обеда пошел дождь, и я дала ей одну из оставленных здесь тобой детских книг с картинками. Она их рассматривала. Наблюдала также, как дедушка прогонял с заднего двора черную кошку. Потом подошла ко мне, обняла и сказала: бабушка, но маленьких кошек дедушка не прогонит? В ее книжке я нашла изображение котенка, лакающего из мисочки молоко.

Я так счастлива, что ребенок у нас, и дедушка тоже. Когда вы рылись иногда в его вещах, вы получали подзатыльники. Катрин позволено все. Я уже слежу за тем, чтобы ее не слишком баловали. Как часто она говорит: когда же моя мама будет здесь! Вчера мы отправили тебе посылочку с пирожными, яблоками, медом и шерстью. Понравились ли тебе фотографии Катрин? Их сделал Дитер».

Десять раз в течение дня перечитывает Марианна эти письма.

Если пишет отец, каждое слово так полно отражает его верное доброе сердце, что ей тут же хочется обнять его и сказать ему что-то очень ласковое и нежное.

В его письмо вложен фотоснимок из журнала: санаторий «Чайка» в Сочи. На переднем плане пальмы, отец пишет, что именно от этих пальм тот сеянец, что теперь так хорошо растет у них дома.

Отец привез деревце из своего прошлогоднего сказочного путешествия. Всю жизнь мечтал он о поездке в Советский Союз. На шестьдесят восьмом году жизни, когда были установлены почетные пенсии для борцов против фашизма, у него впервые оказалось достаточное для этого количество денег.

Вначале пальмовое деревце было таким крохотным, что никому не мешало, но скоро оно заняло в небольшой комнате не меньше места, чем занимает человек, что вызвало новые нарекания со стороны матери.

Последняя фраза в письме отца, как всегда, гласила:

«Конверт с маркой сохрани для моей коллекции».

Родителям Марианна писала:

«С каждым днем я чувствую себя лучше. Профессора я по-настоящему люблю, он прост, сердечен и полон жизни. Я сплю и сплю, но эта усталость приятна. Мне так хорошо, когда настежь распахнуты окна, и я знаю, все это уже позади, а впереди у меня прекрасная жизнь. Катрин хорошо ухожена, вы заботитесь обо мне, и я могу спокойно выздоравливать… Всего, что чувствую, не выразить словами».

Дитер писал забавные письма, она читала их Кристе, и они вместе смеялись. В одном из них он писал:

«За успешную практику меня премировали; отец же перестал сердиться на меня за то, что ношу слишком остроносые ботинки».

Ее ученики, с которыми она была разлучена уже более года, слали письма, словно понимали, что значат письма для человека в больнице, как укрепляют его волю к жизни. Написанные малышами строки и их рисунки, изображающие реку, солнце, спортивную площадку, читали даже сестры. Марианна дала их и фрау Вайдлих.

— Если бы у меня были дети… — больше в этот день она не произнесла ни слова.

Профессор убеждал Хильду Вайдлих:

— Операция создала все необходимые условия для вашего выздоровления. Картина крови у вас хорошая, давление нормальное, сердечные шумы исчезли, легкое работает. Но все это изменится, если вы не будете нам помогать. Вы должны глубоко дышать, заниматься гимнастикой и прежде всего есть. Ваш пульс и значительная потеря веса внушают опасения. — Крохотный ротик Хильды Вайдлих начинает подрагивать. — Возьмите себя в руки. Уважайте наш труд и помогите нам. Многие, готовые на все, чтобы выздороветь, ждут этой операции.

Фрау Вайдлих рыдает.

Фрида Мюллер и Ангелика Майер уже несколько дней назад из реанимации возвращены в свою палату. Ангелика упорствует в своем неприятии медицины. Подошедшему к ее кровати профессору она заявляет:

— Весь этот яд только усиливает мою болезнь, пусть сестры прекратят его давать, иначе я не выйду отсюда.

— Без медицинской помощи вы бы давно умерли, — отвечал тот. — Вы отлично себя чувствуете, но, чем лучше вы себя чувствуете, тем больше брюзжите. Завтра встанете вы, а фрау Мюллер уже сегодня.

Поддерживаемая с обеих сторон, фрау Мюллер подходит к окну.

— Как новорожденная, — говорит шестидесятипятилетняя со стимулятором у сердца. Снова лежа в постели, она шепчет: — Если бы мой муж дожил до этого.

— Вот порадуются ваши дети и внуки, — говорит Марианна. — Кем, собственно, был ваш муж?

— Мой муж был кочегаром на локомотиве… — Она вытирает слезы. — Умер три года назад — от болезни сердца. Не думайте, что кочегар такая простая профессия. Муж, — продолжает она, — всегда говорил: кто работает головой, экономит мускулы. Боже мой, как долго не могла я вспомнить эти слова… какая удачная операция. Кто же ее все-таки делал? Могу ли я послать всем врачам сразу корзину грибов, или они обидятся?

— Они очень любят грибы, — говорит Криста.

— Да, мой муж всегда говорил: бывают кочегары, которые швыряют лопатой черное на черное. С ним такого никогда не случалось.

— Не совсем понимаю, — говорит Марианна.

— Настоящий кочегар ждет, пока угли нагреются до красного каления, и лишь тогда подбрасывает новые, Некоторые работают бездумно, не следят, сколько вагонов тащит локомотив и чем они заполнены. И получается, что такой кочегар для перевозки пяти вагонов с древесной шерстью расходует столько же угля, сколько для состава из пятнадцати вагонов со станками. Хотите верьте, хотите нет, но некоторые для собственного удовольствия пять раз в течение дня открывают аварийный вентиль, не думая о том, что при этом каждый раз бесполезно сжигается полтора центнера угля. Некоторые…

Приносят обед.

Ангелика ковыряет вилкой в тарелке, морщится и сетует:

— Всегда один и тот же соус, все здесь невкусно.

Марианна с трудом сдерживается:

— Вы всегда чем-нибудь недовольны, по-моему, еда вкусная.

— А вы сразу все подводите под политику, — говорит Ангелика, набивая рот картофельным пюре.

Марианну охватывает бессильная ярость. Ей хотелось бы сказать то, что она думает: на такую вот мы расходуем шесть тысяч марок в твердой валюте, чтобы сохранить ей жизнь.

После обеденного перерыва появляется Зуза Хольц с елочными ветвями, лентами и свечами.