Рут Вернер - Гонг торговца фарфором

Мум отшатнулась, когда он перевернул ужа и она увидела его белоснежное брюшко с черными блестящими поперечными полосками.

«Совсем как клавиши, — сказал Андреас, зная, что Мум любит музыку, — и глазки черные, как у Па».

«Глазки, как у Па! Что ты мелешь, — сказала Мум. — До чего же он отвратительно извивается, и этот раздвоенный язык, который он все время высовывает…»

«Он должен высовывать язык, потому что язык помогает ему нюхать, — сказал Андреас, — вот он его и высовывает, он ведь плохо видит».

Мум отвернулась.

«Анди, ты можешь собирать все что угодно, только не змей».

Андреас был подавлен. Веретеницы относятся не к змеям, а к ящерицам. Мум этого не знала, а значит, он мог взять домой хотя бы веретениц. После захода солнца они вылезают и отправляются на охоту за насекомыми.

В последние каникулы он видел четырех веретениц и поймал только самую красивую. Она лежала на большом разбитом камне, у подножия Пастушьей горы, и в свете красного вечернего неба ее шкурка отливала медью.

У веретеницы было толстое брюшко, и Андреас этому очень обрадовался. Как только маленькие золотисто-мерцающие веретеницы начнут сновать в террариуме, Мум их полюбит. Перед младенцами она в жизни не устоит. Но это еще не все. Он поймал трех ужей. Они жили в большой банке из-под огурцов, которую дала фрау Кербе, а Мум об этом и не подозревала. Приближался конец каникул, и Андреас грустил из-за материнского запрета.

Он так никогда и не узнал, как Па этого добился, но в последний день Мум вдруг сказала:

«Ладно уж, бери своих змей с собой».

Андреас бросился к ней на шею.

В прошлом году он сначала отдыхал вместе с родителями, а потом поехал в лагерь.

«А кто же будет кормить змей, когда ты уедешь?» — спросила Мум.

«Никто. Они по месяцу могут ничего не есть, надо только давать им свежей воды, так это Па даст, ладно?»

Отец, казалось, был не слишком этим обрадован, но Андреас догадался, что он просто делает вид, будто змеи для него ничего не значат.

Андреас уехал в лагерь. Через три недели, очень довольный, он вернулся домой. Загорелый, поправившийся на четыре фунта, он выскочил из поезда. Вдоль всего перрона родители заключали в свои объятия детей. Па и Мум целовали его, а он чувствовал: что-то случилось, И только дома Мупа все ему рассказали.

В комнату Андреаса целыми днями никто не заходил. Потом отец все-таки решился дать змеям свежей воды. Андреас ему все точно объяснил: чуть-чуть отодвинуть стекло на террариуме, так, чтобы пипеткой накапать воды в мисочку. При этом отцу не надо дотрагиваться до змей, и они не смогут уползти.

Очень важно было как следует пригнать стеклянную крышку, потому что змеи могут удрать через самую крохотную щелку.

«Ну, все-таки для этого щелка должна быть не меньших их объема», — заметил Па.

«Нет, много меньше».

«По-моему, это нелогично».

«Они умеют становиться совсем тоненькими, поверь мне, Па!»

Итак, через неделю отец вошел к змеям.

«Что это у тебя такое лицо?» — спросила мать, когда он вернулся оттуда.

Сперва отец ничего не ответил. А потом сказал:

«Змеи исчезли».

Мать опустилась на ближайший стул.

«Что значит исчезли?»

«Исчезли, пропали, скрылись. Я вхожу — террариум пуст, там осталась только одна веретеница».

Мум побелела.

«Господи помилуй, значит, они здесь, в доме!»

«Давай поищем их», — предложил отец.

«Я не буду».

Сколько отец ни искал, змеи не нашлись. Он заглянул в «Жизнь животных» Брема. Веретеница живет среди листьев и мха, уж зимою спит в земляной норе, в остальное время обитает в лесу, неподалеку от водоемов.

Какое место могут облюбовать змеи в берлинской квартире, у Брема не говорилось. Перед тем как лечь спать, Па по просьбе Мум раздвинул кровати, ему пришлось еще скатать ковер и заглянуть под шкаф. Никаких змей нигде не было.

Мум никак не могла заснуть. В соседней квартире отодвинут кресло, а она говорит: «Змеи!»

Промчится с грохотом сверхзвуковой самолет, а она говорит: «Змеи!»

«Не могут они быть до сих пор в квартире, змеи ведь так ловки удирать, — утешал ее отец, — они нам это уже доказали».

Перед возвращением Андреаса Мум наконец вошла к нему в комнату, чтобы навести порядок. Она подмела, выбила и вытерла пыль, поставила на стол цветы.

Теперь все было в порядке, и только на стуле еще валялся портфель, которому тут не место. Мум взялась за него, и перед самым ее лицом с шипеньем поднялось змеиное тело. Она пронзительно закричала, в комнату влетел отец, она с плачем упала в его объятия. Они заперли комнату и еще заткнули одеялом щель под дверью. Все остальное пусть делает Андреас, когда вернется…

Андреас стоял перед пустым террариумом. А может, это он сам плохо закрыл крышку?..

Из парка он принес листья и мох, насыпал их в углу. Но змеи не желали сползаться на приготовленное для них место.

Он потратил много часов, прежде чем обнаружил двух беглянок за печкой, где деревянный плинтус немного отстал от стены.

С грустью опустил он своих змей в ящик — и веретеницу тоже, Мум настояла. На велосипеде он отвез их в лес за Кёпеник [12] Район Берлина. , здесь им будет неплохо. Уныло открыл ящик…

Ящик был пуст!

Но этого он отцу с матерью не рассказал.

Третья змея так никогда и не нашлась.

Андреас сидит на песке и размышляет, как ему в этом году быть со змеями. Хуже всего то, что Мум тогда заплакала от страха. Вот что его пугает, это ведь не в ее характере, вообще-то она храбрая. Сейчас она боится каких-то безобидных змей, а через минуту поможет спасти жизнь человеку, как тогда бедняге Кому-рыбы.

Это тоже случилось в прошлом году.

Если люди из года в год ездят в отпуск в одно и то же место, у них набирается много воспоминаний и бывает много приятных встреч, например с Кому-рыбы.

Когда Кому-рыбы был помоложе, он выходил на лов вместе с другими рыбаками. Но с тех пор, как его прихватил ревматизм, он стал ездить из деревни в деревню и продавать рыбу. Сначала он ездил на велосипеде, везя на раме пятьдесят килограммов рыбы в огромной корзине. Когда надо было подниматься в гору, велосипед приходилось толкать, и Андреас иногда помогал ему… Вот уже два года велосипед стоит в сарае, а он ездит на машине кооператива. Но клич у него остался тот же самый: «Кому рыбы! Кому рыбы!»

Это «кому» идет от самого сердца, и нет в округе дома, где бы его не слышали.

Мум иногда сердится, если он в Тарнове уже в семь утра предлагает свою рыбу, но Па это ничуть не мешает.

«Это тоже входит в наш отпуск, — говорит он. — По сравнению с нашим берлинским будильником — чистейшая музыка».

Кому-рыбы — высокий человек в резиновых сапогах сорок пятого размера, с красивым мужественным лицом; он очень молчаливый, кроме «Кому рыбы», почти ничего и не говорит. У него нет ни жены, ни детей.