Дина Рубина - Дюжина слов об Октябре (сборник)

Моя юная бабушка сладко спала, по-детски обняв подушку руками, а часики тикали рядом, на комоде. Бабушке снилось то, о чем наяву мечталось: порывистый ее жених, молодой и усатый, капризно и требовательно вздергивающий плечом. А потом снился отец – неразборчивое детское видение: на берегу Енисея, рядом, вдвоем, рука в руке (маленькая – в большой), и поющий отец, и она слушает, замерев от восторга, и прекрасная песня переполняет детскую душу (а слова невозможно вспомнить даже во сне), и темная река с далеким синим берегом, и горы, и сосны, и лазурное небо…

«Мой отец был священник. Он умер, когда мне было восемь лет. Меня взял на воспитание купец Загадов. Я закончила епархиальное училище, жила у Загадова, обучала его сына арифметике и грамматике, а потом…» (Из автобиографии, которую моя бабушка писала в 1936 году, когда ее хотели уволить из школы, где она работала учительницей начальных классов. И уволили.)

– Тише… пожалуйста, тише. Васичка, не шуми. Разбудишь свою матушку.

– Матушка – это у попа супруга, – дрожащим от радости голосом пошутил мой дедушка. – А мать мою пушкой не разбудишь. Садись, Оля, садись… Лампу зажечь?

– Не надо, Вася. Я на минутку.

– А я уж думал, совсем сбежала от своего Змея Горыныча. Думал, навсегда пришла.

– Да нет, Вася, я по делу. Трофим Петрович просил, чтоб срочно пришел… у него опять… – смутилась, – ну, геморрой, что ли…

– И ты из-за этого так бежала? Вон, запыхалась вся…

– С ним ведь правда плохо. Весь белый… лежит, еле дышит.

– Я, вообще-то, ветеринар – коров лечу и лошадей.

– Ох, Вася!..

– Авось не помрет. А помрет, нам же лучше – скорей поженимся.

– Что ты, Вася, что ты?! Разве так можно? А если и впрямь?.. Ведь грех так говорить.

– Да шучу я, шучу. Беда мне с тобой, Оля. Ну, когда же мы будем вместе? Без попа никак не можешь? Непременно желаешь венчаться?

– Непременно. Ты уж меня прости, Вася… но иначе я не могу.

– Хорошо, моя милая. Пусть будет по-твоему. Ну, чего же ты плачешь? Все будет хорошо, девочка моя сладкая, умница моя, родная моя… все будет, как ты захочешь… как прикажешь…

И горячие пальцы сплетались во мраке, и трепетали мягкие девичьи губы, и кололи нежную шею жесткие усы… и звенел в ушах золотой венчальный звон…

«13 октября 1905 года рабочие кырских железнодорожных мастерских объявили о своем присоединении к Всероссийской политической стачке, не выдвигая при этом собственных требований…» («Хроника революционных событий 1905 года в Кырске».)

– Раба божия Ольга, согласна ли ты стать женой раба божия Василия?

– Да. Согласна.

– Раб божий Василий, а ты согласен ли взять в жены рабу Ольгу?

– Почему рабу? Почему?

– Отвечай: согласен?

– Да! Да! Да!

…Счастливые, молодые, нетерпеливые, рабы божии, влюбленные рабы… это ж надо – вопреки всем запретам!.. а где ваш приют, где ваше райское рабское гнездышко, подумали вы об этом?.. И огромная Соборная площадь, и яркое солнце, и снег, снег, первый, быстротающий снег, октябрь, медовый месяц, и звон, счастливый звон в ушах, золотой венчальный звон, звон, звон…

«Как стало известно из достовернейших источников, воспитанница купца Загадова некто Ольга М. вчера тайно обвенчалась с бедный ветеринаром неким Василием П. Это скандальное происшествие вызвало жестокий гнев «благородного» опекуна, который запер дерзкую ослушницу и держит ее под замком. Таковы их «нравы»! Однако мы надеемся, что несчастные влюбленные сломают все замки и порвут все цепи. Ибо не те времена! Крепостная эпоха давно миновала, и если «загадовы» до сих пор этого не осознали – тем хуже для них! Мы бесстрашно выставим на суд гласности все их купеческие замашки! Неумолимая цивилизация в силу железных фатальных законов…» (Из заметки Ю. Евграфова в газете «Утренняя кырская заря», 1905, № 31.)

От купца Загадова всегда вкусно пахло, даже если он был с похмелья. Этаким душистым перегаром. Да еще ликерчиком, лимончиком, кофейком. Ароматными сигарами. Парижским одеколоном.

Он стоял на пороге своего особняка, гостеприимно раскинув руки. А по мраморным ступенькам поднимался заморский гость.

– Добро пожаловать в мою хижину! – басил Загадов, уступая гостю дорогу и приглаживая скользкие морщинки на шелковом белом жилете. – Очень рад и сочту за честь. Об этом я мог лишь мечтать: великий путешественник – и в моем скромном жилище! Прошу, прошу. Для вас уже приготовлены три смежные комнаты. Располагайтесь, милостивый государь, как дома.

– Большое спасибо, – произнес господин Д. почти без акцента. – Я весьма рад, что мне представилась такая возможность.

Англичанин, высокий блондин, сорок пять лет, худощав, строг, высокомерен.

– У нас тут, конечно, не Лондон, не тот комфорт, – продолжал ерничать Загадов. – Но уж постараемся угодить дорогому гостю… А вот, позвольте представить – моя супруга.

– О, миссис Загадова. Очень рад.

– Мерси. И я очень рада. Очень-очень.

«Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло! Знаменитый английский путешественник, покоритель Сахары и Арктики, неутомимый господин Д. направлялся по Сибирской железной дороге на Дальний Восток, где был намерен обследовать тамошнюю флору и фауну. Однако вследствие стечения роковых политических обстоятельств, а именно по причине забастовки рабочих железнодорожных мастерских, которые узурпировали власть на железной дороге и потребовали прекращения всего пассажирского движения, – так вот, именно в результате всех этих трагикомических обстоятельств мы получили возможность приветствовать дорогого гостя. В наши дни, когда Россия на волнах происходящих демократических преобразований готова войти в семью европейских цивилизованных государств равноправным членом, мы особенно рады визиту…» (Из репортажа А. Кузьмичева в газете «Кырские ведомости», 1905, № 30.)

Любовь второпях, объятия наспех, словно ворованное счастье, райская смесь: горечь и сладость, радость и боль.

Прерывистый шепот влюбленной сиротки:

– Васичка, страшно… мне нужно вернуться домой до утра…

– Оля, девочка, чего ты боишься? Этот купец совсем тебя запугал. Ведь я не бродяга, я врач, уважаемый в городе человек… и потом, наконец, я твой муж! Оставайся у нас насовсем. Мама про нас все знает. Оставайся.

– Нет-нет, я пойду. Я боюсь. За тебя боюсь. Уже поздно…

Кругленькие часики на серебряной цепочке – на стуле, на сброшенном платье, рядом с дедушкиным разорванным крахмальным воротничком… тикают еле слышно.

– Васичка, милый… пусти! Я должна идти…

Часики тикают, тикают.

– Господи, Вася!.. Уже четыре часа утра!

«…даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов…» (Из манифеста «Об усовершенствовании государственного порядка», 17 октября 1905 г.)