Виктор Пелевин - Все повести и эссе [авторский сборник]

Падал он долго, целое тысячелетие, и, наконец, достиг земли. Почувствовать под собой твердую поверхность было настолько приятно, что от наслаждения и благодарности Саша широко махнул хвостом, поднял морду и тихонько провыл. Потом встал с брюха на лапы и огляделся.

Рядом с ним стояла худенькая юная волчица и глядела вверх, на небо, откуда он только что свалился. Саша сразу узнал Лену – а как, было неясно. Те чисто человеческие особенности, которые он в ней отметил раньше, теперь, разумеется, исчезли. Зато на их место пришли такие же особенности, но волчьи. Саше было очень странно – он никогда не подумал бы, что выражение волчьей морды может быть одновременно насмешливым и мечтательным, если бы не увидел этого собственными глазами. Лена заметила, что он смотрит на нее, и спросила:

– Ну как тебе?

То есть не спросила. Она тонко и тихо взвизгнула или проскулила – это никак не было похоже на человеческий язык, но Саша сразу же уловил не только смысл вопроса, но и некоторую нарочитую развязность, которую Лена ухитрилась придать своему вою.

– Здорово, – хотел он ответить, а вместо этого издал короткий лающий звук. Но этот звук и был тем, что он собирался сказать. Лена улеглась на траву и положила морду между лапами.

– Отдохни, – провыла она, – сейчас будем долго бежать.

Саша не хотел отдыхать. Он чувствовал себя переполненным силой – хотелось что–то сделать, подпрыгнуть или разорвать кого–нибудь в клочья. Он поглядел по сторонам – метрах в трех справа по траве катался милиционер, на глазах обрастая шерстью прямо поверх кителя, из штанов у него быстро, как травинка в учебном фильме по биологии, рос толстый плешивый хвост.

На поляне теперь стояла волчья стая – и только женщина в бусах, разносившая эликсир, оставалась человеком. Она с некоторой, как показалось Саше, опаской обошла двух матерых волков – одного из них Саша узнал: это был полковник – и залезла в машину.

Саша повернулся к Лене.

– А она что, – спросил он, – не из наших?

– Нет, – ответила Лена, – она нам помогает. Сама она коброй перекидывается.

– А сейчас она будет?

– Сейчас для нее холодно. Она в Среднюю Азию ездит.

– А.

Волки прохаживались по поляне, подходили друг к другу и тихо перелаивались. Саша сел на задние лапы и постарался ощутить все стороны своего нового качества. Во–первых, он различал тысячи пронизывающих воздух запахов. Это было похоже на второе зрение – например, Саша сразу же почувствовал свой рюкзак, стоящий за довольно далеким деревом, почувствовал сидящую в машине женщину, след недавно пробежавшего по краю поляны суслика, солидный мужественный запах пожилых волков и нежную волну запаха Лены – это был, наверно, самый свежий и чистый оттенок всего невообразимо широкого спектра запахов псины.

Во–вторых, похожее изменение произошло со звуками: теперь они были гораздо осмысленней и их количество удвоилось: можно было выделить скрип ветки под ветром в ста метрах от поляны, потом – стрекотание сверчка где–то совсем в другой стороне и следить за колебаниями этих звуков одновременно, без всякого раздвоения.

В–третьих, главная метаморфоза, которую отметил Саша, касалась самоосознания. На человеческом языке это было очень трудно выразить, и Саша стал лаять, визжать и скулить про себя – так же, как раньше думал словами. Изменение в самоосознании касалось смысла жизни. Люди, отметил Саша, способны только говорить, а вот ощутить смысл жизни так же, как ветер или холод, они не могут. А у Саши такая возможность появилась, и смысл жизни чувствовался непрерывно и отчетливо, как некоторое вечное свойство мира, наглухо скрытое от человека, – и в этом было главное очарование нынешнего состояния Саши. Как только он понял это, он понял и то, что вряд ли по своей воле вернется в свое прошлое естество – жизнь без этого чувства казалась длинным болезненным сном, неинтересным и мутным, какие снятся при гриппе.

– Готовы? – пролаял из центра поляны бывший полковник.

– Да! Готовы! – взвыл вокруг десяток глоток.

– Сейчас… Пару минут, – прохрипел кто–то сзади, – перекинуться не могу.

Саша попытался повернуть морду так, чтобы взглянуть назад, но это ему не удалось. Оказалось, что шея плохо гнется – надо было поворачиваться всем телом, а это было неудобно. Сбоку подошла Лена и ткнула холодным носом в Сашин бок. Очевидно, она догадалась о его неудобстве, потому что тихонько проскулила ему в ухо:

– Ты не вертись, а глаза скашивай. Гляди.

Она показала. Саша попробовал – и действительно, поворачивать глаза было очень удобно. Это опять было невообразимой для человека способностью.

– Куда побежим–то? – озабоченно спросил он.

– В Коньково, – ответила Лена, – там две коровы в поле.

– А разве они сейчас не заперты?

– Нет, ты что. Специально устроено. Перед тем как ехать, Иван Сергеевич устроил звонок из райкома – мол, научный эксперимент, влияние ночного выпаса на надои. Что–то в этом роде.

– А что, в райкоме тоже наши?

– А ты думал.

Иван Сергеевич, бывший мужчина в черной куртке и с ленточкой на лбу, превратившейся сейчас в полоску темной шерсти, сидел рядом, слушал Лену и значительно кивал мордой.

– Здорово, – прорычал Саша, – как раз я жрать хочу.

Лена оскалила в улыбке острые белые клыки и махнула хвостом.

Саша скосил на нее глаза. Она вдруг показалась ему удивительно красивой: блестящая гладкая шерсть, нежный выгиб спины, стройные и сильные задние лапы, пушистый молодой хвост и трогательно перекатывающиеся под шкурой лопатки, в ней одновременно чувствовалась и сила, и какая–то открытость, беззащитность – словом, все то, что так бессилен описать волчий вой. Заметив его взгляд, Лена явно смутилась и отошла в сторону, прижимая хвост к земле. Саша тоже почувствовал смущение и принялся делать вид, что выгрызает что–то из шерсти на лапе.

– Еще раз спрашиваю: все готовы? – накрыл поляну низкий лай вожака.

– Все! Все готовы! – ответил дружный вой. Саша тоже провыл:

– Все!

– Тогда вперед.

Вожак потрусил к краю поляны – видно было, что он специально движется медленно и расхлябанно, так же, как спринтер, вразвалку подходящий к стартовым колодкам, чтобы подчеркнуть ту быстроту и собранность, которую он покажет через миг после выстрела.

Остановясь на секунду в конце поляны – там, где начинались деревья, – вожак пригнул морду к земле. Саша понял, что тот определяет что–то по запаху. Прошла примерно минута.

Вдруг вожак взвыл и прыгнул в темноту, и сразу же, с лаем и визгом, за ним рванулись остальные. Прыгая в ночную тьму, утыканную острыми сучьями деревьев, Саша испытал то же самое, что бывает при прыжке в воду, когда неизвестна глубина, – мгновенный страх разбить голову о дно. Однако оказалось, что бег через ночной лес совершенно безопасен – каким–то образом Саша ощущал все возможные препятствия и без труда обходил их. Поняв, что ему ничего не грозит, он расслабился, после чего бежать стало легко и радостно – казалось, он не тратит никаких усилий на поддержание скорости, а тело мчится само по себе, высвобождая скрытую в нем силу.