Коллектив авторов - Детства высокий полет

На поле кругом высадив птенцов
И чёрным оперением играя,
Психолог Ворон обучал юнцов
Искусству сохранять лицо
Среди большой и многоликой стаи:
«Наш век, к несчастью или счастью, долог,
И я вас призываю как психолог
Быть толерантными, не осуждать различий
И уважать характер птичий.
Особо, по закону предков,
Беречь гнездо своё, родную ветку…»
Вдруг прилетела и к нему подсела
Ворона белая. Она была
Не так чтобы совсем уже бела,
Но то, что их нельзя поставить рядом,
Заметно невооружённым взглядом,
И было видно, что на белом фоне
Он уступает в светлости Вороне.
И тут психолог на глазах птенцов,
Забыв о толерантности отцов,
С досады глупо обозвал её невестой
И выгнал бедную с насиженного места.
– –
Понятно детям и пенсионерам,
Что совершенно обучить манерам
Возможно только собственным примером.
Когда твердишь одно, а делаешь другое,
Твои призывы и гроша не стоят!

Мечтает втайне слабый о короне —
Глупец! Он не удержится на троне.
– –
Лев постарел и несколько угас:
Слабее рык, тупее клык, мутнее глаз.
Об этом бы вовек никто не догадался —
Лев сам Сороке в слабости признался,
Когда кормил её обедом прямо с лап.
И мигом разлетелось: Лев ослаб!!!
Все недруги открыли пасти
И жаждут власти – только власти!
А кто замечен в лести —
Ещё и мести.
Царю в укор уже поставить рады
И гриву, и щедроты, и награды,
А достояние былых заслуг
Для Льва позором обернулось вдруг!
Задели прайд, а верную царицу
И вовсе обозвали светской львицей.
Восстали даже те, кто Льва короновал.
И Лев корону снял.
И коротко добавил:
«Я не играю против правил.
Я оскорблён по вашей воле,
Но думать надо о престоле,
И царский трон получит тот,
Кому корона подойдёт».
Пошла грызня, защёлкали оскалы,
Но пуще всех корону вырывали
Стервятники, гиены и шакалы.
Кто был матёр, держался в стороне,
А Волк признал: «Корона не по мне!»
Корона никому не подошла:
То велика она, то слишком тяжела,
Шакалам царской ноши не поднять —
Пришлось повторно Льва короновать.

Кто на руку нечист – не заслужил поблажки,
А кто его покрыл – тот с ним в одной упряжке.
– –
Ёж сторожил ночами огороды.
Под утро он, устав после работы,
Хотел прилечь за пнём, но Зайца заприметил —
Тот воровал капусту на рассвете!
Ёж Зайца пристыдил,
Ведёт в участок,
Косой волнуется, дрожит от головы до пяток.
От страха и обиды Заяц заикался —
Воруют все, а он, дурак, попался!
Ёж к Зайцу с обыском домой,
А там, в глубоких норах,
Чужой капусты и моркови – горы!
Позвали понятых и дело завели,
Подписан протокол, и Зайца упекли!
С тех самых пор к участку не пробиться,
Там день и ночь стеной зверьё толпится:
«Освободите Зайца и простите!
Хоть под залог к зайчатам отпустите!
Косой не виноват – косой он от природы,
Поэтому попутал огороды!»
Судья Медведь был свой,
Он уступил соседям,
И в ту же ночь Косой
Был пойман в огороде у Медведя.

На скотный двор пришла большая дата!
По осени, уже который год,
Вручали премии, подарки и награды
За дружный и породистый приплод.
Бык вышел под берёзы из ограды,
Откашлялся и почесал бока,
Обвёл кошару невесёлым взглядом
И начал свой доклад издалека:
– По данным переписки поголовья,
У нас отмечен спад по всем подворьям,
А у соседей всё наоборот:
Зимой помолвки, а весной приплод!
И если бы не дюжина ягнят,
Мы не видали бы ни премий, ни наград!
Десяток замечательных козляток
Нам обещала привести Коза,
Мы дали ей сарайчик для ребяток,
А вот козлят не видели в глаза!
Не слышно и Крольчиху во дворе.
Чего молчим? Детишки есть в норе?
– Я потому одна, что наши детки
Качают молодняк и чистят клетки.
На перепись мы тоже не попали,
Мы с мужем в этот день крольчат купали,
Но мы их не додумались считать.
Нам с мужем неприятно признавать
Родных детей каким – то поголовьем!
– –
Расчёты не стыкуются с любовью.
Детей растить – великое искусство,
Здесь не статистика нужна, а чувство!

Никто из жителей большого зоопарка
Не ожидал подобного подарка,
Но им работу в цирке предложили
И всем пойти на кастинг разрешили.
Слон будет председателем жюри —
Он самый крупный, что ни говори.
Все сразу вспомнили забытые таланты:
Достала Цапля старые пуанты,
Актриса Зебра заплетает гриву,
Медведь по кругу носится игриво,
И в каждой клетке перед представленьем
Царило оживленье и волненье.
На сцену первой вышла из вольеры
Спортивная, поджарая Пантера.
«Уж больно смуглая, – подумал Слон, —
Цвет не стандарт, – сказал он в микрофон. —
Жирафа с кастинга снимите сразу,
Он каланча на фоне общей массы.
Павлина уведите от барьера,
С таким хвостом не сделаешь карьеру.
Опасно отклоняться от стандарта,
Когда судьба поставлена на карту!»
Зверинец замер, как на лобном месте,
Слон объявляет результаты теста:
«Мы каждого из вас предупреждали,
Что ваш талант поможет вам едва ли.
Арена требует единственной сноровки —
Покорно подчиняться дрессировке.
Но многие заметно отличились
И, в результате, с треском провалились,
У каждого ошибок – миллион!»
В цирк поступил один Хамелеон.
– –
Талант не умещается в стандарты,
И это ясно всем со школьной парты.

Один театр в эпоху реконструкций
Большой ремонт отважился начать —
Забили окна, взяли свод инструкций
И начали крушить, пилить, стучать.
Старинный зал, уставший от оваций,
Пал под напором бурных инноваций
И вмиг лишился прежнего лица —
Обрушен потолок, размыты стены,
Но Сцена, как античная арена,
Отчаянно держалась до конца.
Она ещё надеялась на чудо
И думала, что про неё забудут,
Но прокатился шум со всех сторон,
И грузчики, как чудища из сказки,
Но только в европейских касках,
Втащили Сцену новую на трон.
«Ещё не вечер, – вслух она сказала, —
Мы сможем выжать максимум из зала,
На новый лад играть заставим всех.
Слегка поднимем цены на билеты,
Повесим шторы золотого цвета,
И будет гарантирован успех!
Не все спешат к высокому искусству —
Один приходит посмотреть на люстру,
Другой – в антракте посетить буфет».
Она уже распределяла роли,
Мечтала пышно принимать гастроли,
Но старый Занавес ей намекнул в ответ:
«Театр – храм, и дело здесь не в шторах,
А в истинных поклонниках, актёрах,
Тут не обновка, а талант имеет вес!
Конечно, мы готовы к переменам…»
Но сразу как – то сникла наша Сцена
И потеряла к теме интерес.
– –
Для бездарей важнее вид, а не процесс,
Не мысли, а пустые разговоры,
И даже в окнах – не пейзаж, а шторы.