Евгений ЧеширКо - Короткие рассказы 2014 - 2017 г. (СИ)

— Вы не ответили на вопрос.

— Ну один, и что?

— Почему ваш дом стоит не в деревне, а отдельно?

— А тебе какое дело, где мой дом стоит?

Переводчик быстро перекинулся парой фраз с офицером на немецком и снова повернулся к старику.

— Я попрошу вас отвечать на наши вопросы как можно честнее. Это может повлиять на вашу дальнейшую судьбу.

— А ты кто такой, чтобы я тебе отвечал?

— С вами разговаривает офицер непобедимой армии Третьего Рейха! Поэтому…

— А я думал, что со мной его лизоблюд разговаривает, а он сидит и молчит. А оно вон как, оказывается…

Переводчик скрипнул зубами, но все-таки сохранил свое видимое спокойствие.

— У нас есть данные о том, что вы связаны с отрядом партизан, орудующих в этом районе. Если эти сведения подтвердятся, то вы будете повешены на главной площади вашей деревни. Если у вас вообще есть площадь, — переводчик мерзко ухмыльнулся.

— С какими еще партизанами? Что ты несешь, полудурок?

Снаружи раздался какой-то шум. Старик резким движением одернул занавеску и выглянул в окно. Беспокойство в глазах старика не осталось незамеченным для обоих незванных гостей.

— Вы кого-то ждете? — спросил переводчик.

— Никого я не жду. Еще какие вопросы?

— Вопрос всего один — вы согласны сотрудничать с нами? Мы знаем, что вы священник, поэтому вы должны быть против насилия, верно?

— И что с того?

— И то, что ваш долг — это сделать так, чтобы в этой войне пострадало как можно меньше мирных людей. Разве это не так? Разве вы хотите, чтобы из-за кучки бандитов, бегающих по лесам, пострадало много жителей вашей деревни? И вы в том числе, кстати.

Старик задумался.

— Все очень просто, — продолжил переводчик, — вы просто сообщите нам всю информацию о партизанах из вашего поселения и мы уйдем. Мы пойдем дальше, а все жители останутся целыми и невредимыми. К тому же, мы оставим вам еды. Я вижу, у вас с этим большая беда, — заметил переводчик, кивнув в сторону небольшого кусочка хлеба, лежавшего на тарелке.

— Я уже давно не священник, — задумчиво произнес старик, — тем более, что у нас это сейчас, как бы так сказать… Не в почете.

— Это не столь важно. Уверен, что все черты, присущие этой… профессии, так и остались с вами. В первую очередь, это милосердие и самопожертвование. А это значит, что вы просто обязаны помочь своим односельчанам.

— Мне нужно подумать, — старик снова покосился на окно, но, как-будто что-то вспомнив, снова заговорил, — хотя нет, не нужно мне думать.

— Очень хорошо, — улыбнулся переводчик, — нам нужны фамилии и номера домов, где жили партизаны, а также члены их семей. А также место, где находится их лагерь.

— Лагерь? — старик вздохнул, — да здесь недалеко. От моего дома идете к опушке леса, там между двух сосенок будет тропинка. Идете по ней версты две, мимо ручья, там еще два дерева поваленных лежит. Вот от этих деревьев сворачиваете налево, еще версту проходите и увидите там избушку на курьих ножках. Постучитесь, назовете пароль: «Гитлер капут». Вам откроют, зайдете, там бабка будет сидеть с деревянной ногой. Вот у нее и спросите, где партизаны. Только громче кричите, ухо у нее тоже деревянное.

Переводчик, все это время переводивший слова старика офицеру, замолчал.

— Ах ты ж русская сволочь! — прошипел он сквозь зубы, — значит так, да? Ну что ж, ты сам решил свою судьбу.

— Вы тоже ее сами решили, — глухим голосом ответил дед, — вы ее решили еще тогда, когда только подумали о том, как придти сюда с оружием. Я не знаю, сколько еще продолжится эта война, но вы даже не понимаете, с какими силами вы связались. Вы этого даже не представляете. И никогда не поймете, потому что когда вы будете гнить в нашей земле, у вас не будет на это ни времени, ни сил. Была бы моя воля, я бы сейчас вас обоих тут укокошил и будь, что будет. Да вот нет у меня такой возможности. Пошли вон отсюда!

Старик замолчал и закрыл глаза. Переводчик не стал переводить всю речь, а лишь сказал офицеру пару фраз. Тот еще раз поморщился, встал и, одним движением руки скинув со стола свечу, вышел из дома.

— Сейчас ты будешь умирать. Очень медленно и очень мучительно, — бросил переводчик на прощанье и, выйдя из дома, захлопнул за собой дверь.

Старик остался один. Он слышал, как дверь подпирали чем-то снаружи, слышал, как зажурчала, стекая по бревнам, какая-то жидкость, слышал отрывистые команды на непонятном ему языке, но он даже не пошевелился.

— Матвей, только не сейчас, — еле слышно повторял он, поглядывая в окно, — чуть позже, не сейчас.

***

Священник Матвей Савельевич возвращался домой из леса, куда он ходил, чтобы отнести партизанам немного еды. Война — дело молодых, сам же он был уже слишком стар для этого. Поэтому помогал им чем мог. Еще издалека, в сгущающихся сумерках, он увидел, что с его домом что-то случилось. Он прекрасно понимал, что произошло, но все же, близоруко щурясь, он упорно шел к себе домой. Лишь вплотную подойдя к обугленным остаткам дома, он сел на землю и горько вздохнул.

Так началась вторая, хоть и недолгая жизнь священника Матвея. И так завершилась жизнь одного безымянного Домового, который пожертвовал ею ради спасения человека, который так до конца своей жизни и утверждал, что его не существует, и ради спасения их общего, большого дома, имя которому — Родина.

24.11.2015

Алексей Захарович был настолько неэмоциональным человеком, что однажды его чуть не похоронили заживо. Если бы он не чихнул, когда крышку его гроба собрались заколачивать, то этой истории и не было бы. Похоронили бы, помянули, да разошлись бы по домам. Возможно, что это всё выдумки. Сами знаете, люди любят приукрасить. Может быть и не хоронили его на самом деле, а просто какой-нибудь остряк придумал такую небылицу, чтобы посмешить народ. Но, тем не менее, эмоциональность Алексея Захаровича а точнее, ее отсутствие, все равно достойны того, чтобы рассказать вам эту историю.

Как не сложно догадаться, он жил один. В его молодости девушки не очень стремились с ним знакомиться, хоть и был он не дурен собой. Но все их симпатии разбивались о каменное лицо, с каким он начинал и заканчивал любой разговор. Что самое интересное, что он после каждого неудачного знакомства, даже не расстраивался. Сами понимаете, почему. Потому что расстройство — это тоже эмоция, а их он, как вы помните, испытывать не умел. Почему так получилось, никто не знал, а ему самому было неинтересно, потому что… Ну, в общем, вы понимаете, почему.

В один из вечеров, Алексей Захарович сидел в своем доме и смотрел телевизор. Точнее, переключал каналы и думал о том, что пора бы уже лечь спать.

Тихий шорох за спиной не удивил его, но заставил обернуться. Смерть сегодня была при параде. Отглаженный черный балахон с накинутым капюшоном, аккуратно обработанные пилкой длинные белые ногти, которые обхватывали держак остро заточенной и отполированной косы.