Игорь Кулаков - Время вприпрыжку. Часть 1

2001 год, 23 февраля. Юлия в родительских пенатах, сборы в прихожей в ожидании Виталия.

Надо что-то сделать. Обещанная Димке на новый год, и переносимая неделя за неделей «индивидуальная, но в паре», прогулка на лыжах не состоится, тут и гадать не стоит. Себе самой-то врать незачем. Он давно ее обхаживал, клинья подбивал. Надеялся. Верил. А она, такая-сякая, хаха, слегка флиртовала с ним. И всё, ничего более. Обманула его ожидания, хихи. Немного, конечно, сглупила. Нет, чтобы сразу, после знакомства с Виталиком, точку над i поставить и отшить окончательно Горелова, дав понять тому, что сделала выбор. И он не в его пользу. Но задним умом не только русские мужики крепки, оценила она своё поведение к, похоже, отвергнутому ухажеру. С того момента, как Татьяна затащила её на лыжную секцию, все и пошло, бесконечные заходы вокруг её да около. О господи, год назад это было, как время летит! А-а, ничего делать и не надо. Обязана она этому, что ли? Ладно, не надо быть свиньей..

— Алло! Дима? Добрый вечер, извини, я не смогу завтра встать на лыжню. И послезавтра. И в дальнейшем, это исключено. И дело не в завершении сезона. Обстоятельства изменились — не дав шанса ответить даже на приветствие, Юлия ставит того перед фактом «литовского народного праздника».

Так, Горелов слегка ошарашен. И по телефону видно, хихи. Выдавил что-то. А-а, интересуется:

— За что так, Юля?

Недовольство чувствуется, но, сдерживает себя, делает новый подход — спрашивает, предлагает вариант, все предсказуемо. Нет, настырный какой, я не штанга на тренировке, попытки ты свои исчерпал. Да и были они у тебя. Э-э-э… пробно-демонстрационные. С моей точки зрения. Сразу должен был понять. Желала бы чего большего, больше и позволяла бы.

— Нет, в другие дни я тоже не смогу. Сказала сразу. Не слышал разве!? — Какой он чрезмерно упорный, пристал, как банный лист к %*пе… Виталик совсем другой, мягкий и деликатный. Ладно, отвали Димка, утомил, прямо скажу.

— И вообще, я на секцию больше ходить не буду, времени нет, учеба там и все такое. Что? Нет, не заболела, у меня все прекрасно, просто… просто не надо твоих знаков внимания. Что? У меня кто-то появился? Нет, хотя да, а какая тебе разница? Да? А я разве что-то тебе обещала? В общем, счастливо, больше не звони.

Уф-ф… положила. Как все просто, оказывается. Снова телефон трезвонит. Взять, не взять? Ладно, что он там опять?

— Да-а-а?!? Я все равно буду твоей!? Ух ты блин, какой решительный! А о чем ты еще грезишь? А-а… пообщаться с конкурентом желаешь? Ну надо же, видеть даже его не хочешь? Как это неожиданно! Обычно тебе подобные сразу такой вопрос задают. Да-да, не твое дело сколько так спрашивали. Тебе не светит. Ага, ага. Не мытьем так катаньем, и никуда не денусь? Я создана для тебя? Круто. Мои мама и папа в курсе об этом твоем пожеланьице годы назад были? Хорошо, капитан физкультурных плотов и наводчик телекамеры, фантазируй об этом дальше, когда будешь в недалеком будущем кормить комаров на своем сплаве, такие речи могут помочь в общении с какой-нибудь там выпускницей… института культуры, например. Тебе лучше знать, кому мозги компостировать, и она составит тебе теплую компанию.

Тресь трубкой об аппарат! Горелов вывел таки из себя, не удержалась и нагрубила. Нельзя так. ЧОРТ! Снова звонит, чтоб тебя подбросило и разорвало! Ну сейчас выскажусь! С применением специфической лексики.

..А-а-х! Приветик, Виталик, это ты, мой хороший. Скоро будешь? Да, я собираюсь. Да нет, все прекрасно, вывели только что из себя. Да с лыжной секции, ну нафиг их всех, не стоит обращать внимания. Да-да. конечно же, я почти готова, когда подъедешь, уже спущусь. Целую тебя тоже. Миллион раз!

Как здорово, настроение снова в норме!

Хм. Новый звонок. Виталик больше не должен звонить. Взять не взять… а вдруг Виталик что-то забыл сразу сказать?

О-ох! Так и знала… нет, я что не ясно сказала, больше не звони!

Тресь! Достал уже… снова звонок. Не буду брать, пошла ка я к зеркалу. Пока говорила, беретик вкривь-вкось съехал. Пусть трезвонит, быстрей на улицу соберусь.

Виталька, ты чудо, приезжай скорей, я почти готова!

Мой хороший — как эти слова ласкают душу, можно сказать и предвкушение чудес. Виталик — мой хороший. И ведь правда, Юлишна! Ты влюбилась по настоящему, ура!!! Ну надо же, наконец то! А ведь как хорошо то, правда? И где его раньше носило?

Чорт-чорт-чорт! Звонок! Так и до бешенства недалеко. А-а, побежала вон из квартиры. Пускай Горелов укакается, названивая.

Тут ей стала немного стыдно перед собой за излишнюю грубость в словах, что это с ней, давно она так разговаривать стала? Но тот сам виноват, напросился на посыл подальше. А-а-а, забыть и не вспоминать.

2001 год, 24 февраля. Атташе по культуре Посольства США в России Джон Браун и Роберт Болдридж, «внештатный сотрудник».

— Вы полагаете, что нам нужен новый Сахаров? Не слишком ли это грубая конструкция в сложившейся обстановке? Не есть ли это упрощение, не пригодное для реалий сегодняшней обстановки в России? Сэр, Вы решили подать в Лэнгли эту идею?

— Да, именно так я и преподнес всё наверх. Мы играем с дальним прицелом. Почему нет? Удачная схема, сработавшая раз, может пригодиться ещё. Все знают о медовых ловушках. Но это не повод от них отказываться. Тем более, здесь идет речь о более… постоянно действующем факторе, что ли. Агент влияния, подпадающий под термины «инициативник» и «меркантильная сволочь»,потенциально очень близкий к объекту… нет, неверный термин! Независимому от нас человеку, обладающему ныне большим весом в местном обществе и в международной научной среде… но при этом неявно для самого себя являющегося реализатором наших интересов, что может быть лучше? Разве что Президент-алкоголик в кресле руководителя страны-антагониста?

— Генсек-идиот? — моментально предположил другой. Оба коротко хохотнули.

2001 год, 25 февраля. Ресторан «Амелия». Роберт Болдридж, «внештатный сотрудник» посольства США и Марина Колесникова, помощница акционера ЗАО «Антиграв» Виктора Брагинского.

Роберт Болдридж ценил доверие своего босса из посольства. Не будучи, в отличие от него кадровым сотрудником известной стараниями «фабрики грёз» всему миру организации, он достаточно регулярно выполнял разные деликатные поручения, удачно совмещая их со своими основными обязанностями, лежащими в области реальных и «около того» культурных контактов между победителями и побежденными в холодной войне. Последние, правда, не очень в этом признавались. Надо признать, у них, при всех их проблемах, были определенные основания так считать. Странные итоги полувекового противостояния поломали привычные ориентиры и стереотипы, а заодно и признаки, по которым оценивали победителя. Что любопытно, сбои и ломка в общественном мировосприятии по результатам мирового действа, завершившегося бардаком под названием «перестройка» произошли не только здесь, но и в стане законных победителей. Роберт винил в этом не произошедший факт горячей войны. Какой конфликт, такие и «результаты победы». В них были и свои плюсы — не воплотившийся в явь ядерно-ракетный апокалипсис не мог радовать только совсем лишь полных неадекватов. Но ощущение бескровной победы с каждым годом смазывалось всё сильнее. Дожать сразу, по настоящему, СССР, хотя и в частично урезанном виде РФ, не удалось. Хотя лично он не сильно желал противнику падать с грохотом. Процесс должен был быть контролируемым. С каждым годом, удалявшим его от 1991, когда СССР не стало, в его работе возникало ощущение незавершенности дела.