Владимир Козлов - Сестра Морфея

— Пускай пока висит, — сказала она дочери, — поеду в Англию, я её там продам за большие деньги.

— А как же твои стихи мама? Ты же собиралась их опубликовать, — поинтересовалась дочь.

— Чтобы здесь в России опубликовать, нужны деньги и немалые, а у нас их нет. А вот в Англии русское искусство ценят и не дёшево. Поэтому я прицел взяла на Лондон.

Деньги для Людмилы Ивановны были главным критерием в жизни. Так — как их у неё вечно не было. Вернее сказать деньги были, но она не могла экономически правильно ими управлять. Она ухала зарплату за три дня, а потом до следующей получки сидели с дочкой на одной картошке, которую им привозил её отец из посёлка. Была ещё богомольная женщина с соседнего подъезда Анна Дмитриевна, которая нередко несла им кастрюлями не первой свежести супа и различные гарниры. Мама с дочкой не обращали на это внимание и за один присест всё уничтожали, не забывая поблагодарить бога и милосердную женщину с соседнего подъезда. Сама Людмила Ивановна проработала во многих средних школах преподавателем по физкультуре, но нигде больше учебного года не задерживалась. И что самое отвратительным было в её перемене рабочих мест, это то, что она, покидая школу после своей трудовой деятельности, забирала с собой и дочь. Так, что стаж у них был одинаковый, только у мамы трудовой, а у дочери учебный. После каждой перемены работы, Людмила Ивановна убеждала дочь, что теперь они жизнь начнут с нового богатого листа. И что она обязательно возьмёт подработку в качестве тренера в детской спортивной школе. Но, увы, никто с этой загадочной женщиной трудового договора заключать не желал. Ей предлагали работу в супермаркетах и гипермаркетах уборщицей, рядом с её домом и приличным заработком, но она считала ниже своего достоинства с высшим образованием работать поломойкой.

…Время было ещё мало, но за окнами было темно. Они сидели в полумраке, экономя деньги на киловаттах. Когда они совершали прогулки по квартире, то зажигали церковную свечку. Благо дело опять же спасибо Анне Дмитриевне, со свечами у них проблем не было. Людмила Ивановна от зажигалки запалила свечку и поставила её на окно:

— Всё дочка пришёл конец нашим страданиям, — сказала мать своей тринадцатилетней дочери. Со школами покончено, я сейчас устроилась в элитный клуб настольного тенниса заместителем директора. Директор обещал мне платить по восемнадцать тысяч и работа мне нравится. Свободы много и главное недалеко от дома, а это значит, транспортные расходы вычеркнем из нашего бюджета.

— Так что прикажешь мне теперь знания постигать там? — подковырнула дочь маму.

Мама не обозлилась за бесцеремонную реплику дочери, только насупилась

— А. — А, — А. — Я. — Я. — Я, — протянула она, — а это мысль. Знания ты будешь получать в тридцать третьей школе, а у нас будешь заниматься настольным теннисом. Я тебя отдам хорошему тренеру. Я его правда ещё не видела. Он из цапель лебедей может делать, так мне мой новый директор сказал.

— Мам я, что на цаплю похожа? — обиделась Яна.

— Да нет, что ты, это я так образно. Ты у меня самая умная и красивая! Но ты не знаешь, что настольный теннис это игра лордов. А нам с тобой в недалёком будущем предстоит поездка в Лондон. Глядишь через тебя, я возможно там лорда окольцую или на крайний случай сквайра.

— Мам, а где ты деньги возьмёшь на Англию, — спросила дочь.

Людмила Ивановна встала с дивана и, подойдя к окну, задула свечу.

— Где, где, — дом мамин продам, вот где! Пошли спать.

— Что — то мама я тебя плохо понимать стала в последнее время, — раздался в кромешной темноте голос дочери. — Ты в прошлом году курс брала на Венесуэлу, в этом году в Лондон, а на деле мы даже по городу вдоволь наездиться не можем, потому что денег на проезд никогда нет.

— Тебе понимать и не надо. Понимала, ещё не выросла, — ответила дочери мать.

Эта женщина походила на Веру Холодную, популярную актрису немого кино. Она сидела за столом в чёрном лёгком плаще. По кафельному полу был раскидан подол её длиннополой юбки. Цветастый платок, из которого выглядывала начёсанная чёлка смоляных волос, делали её привлекательной и сексуальной, словно гетера. Рабочее место у неё было, не в кабинете администрации стадиона, а общей большой раздевалке, где переодевались не только дети, но и спортсмены ветераны, а так — же тренера. Она вежливо улыбалась входящим детям, отвечая на их приветствие. Но это улыбка быстро исчезала с её лица, когда в раздевалку заходили взрослые. Заполняя какие — то бумаги он скрыто вглядывалась в лица спортсменов, бросая на них мутный с синеватым отливом взгляд. Дети ей были не интересны, а вот взрослые спортсмены, которые перешагнули сорокалетний рубеж, напрягали её любопытство, и она тут же перевоплощалась в хищницу с оценивающим взглядом. Когда же в раздевалку заглядывали кто — то из дирекции стадиона, она превращалась в пуганую, но опрятную ворону, которую только что согнали с насиженного места. Она была для всех женщиной загадкой. Появилась в клубе три дня назад, таинственно и неожиданно, ни с кем не разговаривала. Даже в самом временами обитаемом месте, где стоял её стол, она держала дистанцию с тренерами. Некоторые тренера пытались с ней разговориться, но взамен получали холодный и невразумительный ответ. Весь тренерский состав недоумевал, откуда и зачем появилась эта штатная единица в коммерческом клубе, где заработная плата и так ни кого не удовлетворяла.

Но когда после трёхдневной болезни в раздевалке появился свежий человек с весёлыми глазами и приятной улыбкой, которого она увидала впервые, ясность была внесена. Это был старший тренер по настольному теннису Сергей Сергей Винта. Но близкие и знакомые его называли чаше Платон. Умел он выдать толковые фразы, за что и получил такое философское имя. Недруги за спиной шёпотом бросали «СС».

От коллег он уже знал, что раздевалку оккупировала, какая — то женщина с большой сумкой, забитой канцелярскими принадлежностями.

Сергей Сергеевич обозрел её стол, где лежали журналы посещений, стопки общих тетрадей и набор авторучек. По этим признакам он молниеносно определил, что женщина не из энергетической компании и не с МЧС.

«Возможно она сотрудник стадиона, — подумал он, — и к нашему клубу никакого отношения не имеет».

Он не торопясь обошёл вокруг стола и нежно, но с иронией, произнёс:

— Что это за женщина в траурном одеянии, пугает детей, и других спортсменов своим видом в раздевалке клуба?

Ответ он получил не дерзкий, но который всё — таки заставил его задуматься в профессионализме столь загадочной женщины.

Она не поняла, кто к ней обратился с подобным вопросом, или ветеран — спортсмен, или тренер? Но что этот мужчина до невероятности обаятельный, она заметила. И ответ она ему выдала не совсем грамотный. Но Сергей Сергеевич, его перефразировал в объективный монолог и звучал её речь примерно так;