Array Журнал «Зеленый луч» - Зеленый луч, 2017 № 01

И будто чужой.
Вокруг красота.
Вот кто-то прошел.
Шагаю с моста.

Разговоры по душам…
По ночам, когда не слышат
Стены, люди, звери, крыши…
И когда на плечи ближних
Брошен млечно-звездный шарф.
Разговоры за столом —
За фужером или чашкой…
О любви, о доли тяжкой —
Об уснувшем, о былом.

Разговоры, где для лжи,
Не осталось даже места.
И в руке (как в старой пьесе)
Папироса чуть дрожит.

Ну что влекло тебя туда —
Египет, Сирия и Йемен,
Дешт-и-Кипчак, затем Орда —
В такое непростое время?

Ах, любопытный пилигрим,
О чём мечтал ты там, в Танжере?
Париж, Афины или Рим
Не привлекли тебя ужели?

Тебя тянуло на Восток,
На край земли тебя манило,
Где нрав правителей жесток,
Где солнце землю опалило.

Беги арба, пыли арба,
Скрипи от Кафы и до Крыма —
В Хаджи — Тархан влечёт судьба,
Через простор необозримый.

Тебя приветил хан Узбек —
Ему ты стал своим и близким.
Что ты неглупый человек,
Подметил и султан делийский.

Ты белый свет объехал весь —
Хорезм и Дели, и Мальдивы,
Чтоб впечатлений разных смесь
Потомкам изложить не лживо.

Поныне благодарны мы
Тебе, за все твои маршруты.
Не сгинули во мраке тьмы
Твои старанья, Ибн Баттута.

Исчезнут страны и века,
Но сохранит навечно память,
Когда и где, зачем и как,
И что в те годы было с нами…

Давай, мой друг, и ты дерзай!
Не трать впустую ни минуты!
Найдёт тебя твой Ибн Джузай [1] Ибн Джузай — ученый шейх из Гранады, записавший в г. Фесе (Марокко) в 1354–1355 гг. под диктовку Ибн Баттуты воспоминания о его путешествиях. ,
Опишет путь твой — Стань «Баттутой»!

У меня такая вот история:
С виду я — нормальный человек,
Но внутри меня «лаборатория»
Изучает мыслей моих бег.

Всё, вокруг меня происходящее,
Тест на соответствие пройдёт —
Мне она оставит подходящее,
А не подходящее вернёт.

Кореш предложил вчера — покурим, мол,
А она мне: «Вреден никотин!»
Другу отвечаю я: «В натуре, мол,
Воздержусь. Ты „посмоли“ один».

Накачу пойду я лучше водочки.
А она: «Так пьют лишь алкаши!»
Нет бы, промолчать, хоть разик, сволочи,
Я ж немного — чисто для души.

И на все соображенья мои новые
Ставит, сволота, своё табу —
Говорит — я, мол, за жизнь здоровую
С головой твоей веду борьбу.

Для неё я — что-то вроде кролика,
Опыты ведёт она на мне,
Говорит, мол, я из алкоголика
Вылеплю культурное вполне…

У меня такая вот история,
Я живу не так, хоть волком вой,
Вот пишу вам, а «лаборатория»
Бьёт меня о стену головой.

Средою окружающей обижен,
Я подлый антураж её отверг.
Тьфу на неё! Дороже мне и ближе
Отныне окружающий четверг.
А с четвергом не ладя, не заплачу —
И вновь к среде я не вернусь, ни-ни,
Я «окружающею» пятницу назначу,
Имея про запас другие дни.
Метаморфозой среду озаботив,
Скажу ей — окружай, но эффективно,
Я, в глубине души, совсем не против,
Когда ты адекватно креативна.
Обидно мне, когда ты суггестивно
Детерминируешь деменции приметы…
Прости меня, читатель мой наивный, —
У нас тут, я и Главный врач — поэты.

Знаете, Саша, какая фигня —
Честно признаюсь, чего уж крутить,
Муза, в вагоне, подначив меня,
Следует дальше, а мне — выходить.

Время — дорога, а дальше — «облом»,
Только кайлою приступишь махать,
Глядь, получается… «баба с веслом»,
И не поправишь, блин, надо бежать.

Надо б доделать — ан нет — отлегло,
И затерялась былая мысля,
Ржа поедает и тупит кайло.
Думаешь: «Ладно, вернусь опосля».

А опосля — дел иных непокой,
И что-то новое, с новой строки,
Заняты правая с левой рукой —
Вот и фигачишь со «средней руки».

Но — не халявщик я, труд мне — не в лом,
Чтоб не угас вдохновенности пыл,
Езжу я в транспорте с новым кайлом…
Даже напильник, на случай, купил.

Я не вижу зеленые кроны,
Не тревожен дыханьем весны,
Не внимаю восторгам вороны
На гнезде у верхушки сосны;
Память — горькая сладость, похоже,
Память сердца — еще погорчей:
Помнит стан, помнит нежную кожу,
Карий отблеск коварных очей…
Не свети, солнце, утром, в окошко,
Май, дружище, дождись на дворе.
Не жилец я сегодня немножко,
Я душою пока в декабре.

Распустились зеленые кроны —
Жизнь внимает дыханью весны,
Неосознанно свили вороны
Вновь гнездо на верхушке сосны.
Но меня не волнует, похоже,
Ни сосна, ни гнездо, ни ручей,
Я хочу, чтоб до трепетной дрожи
Поцелуй твой пылал горячей.
И у нашей любви, как на сцене,
Был разыгран счастливый конец.
Только зритель ее не оценит —
Я весною, увы, — не жилец…

Лев Николаевич, простите, дорогой,
Я так и не прочёл «Войну и мир»,
Вы мой несостоявшийся кумир,
А состоявшийся, увы, — совсем другой.

Он, как никто, мне разглядеть помог
Натуры человечьей изворот,
Открыл в себе я то, что не «Игрок»,
Но в чём-то, несомненно, «Идиот».

Я не был никогда рабом страстей,
Хотя эмоций всплеск знаком и мне,
Но время наше проще и постней,
Былые страсти нынче не в цене.

Я не прочёл роман, простите, граф,
Глядел кино, не чувствуя вины,
Виною только кинематограф,
Что на душе ни мира, ни войны…

Ты не прочел роман «Война и мир»,
Но знаешь Степанцовых и Орлуш,
А некто Шаов — вовсе твой кумир, —
Таков теперь пиит — властитель душ.

И женщины, увы, из-за тебя
Не выйдут, будто Анна, к поездам,
Лишь твой доход отчаянно любя
И кое-что еще, — ты знаешь сам…

Пусть ты не скряга, баловень и мот,
Ни в преферанс, ни в покер не игрок,
Но в чем-то, несомненно, «Идиот»,
Ведь Мышкина в себе увидеть смог.

К чему обиды? — как-никак я граф,
Тем паче, отошед в небытие…
Смотри-ка лучше кинематограф,
Как там меня сыграет Депардье!