Нада Габорович - Голосую за любовь

— Вы идите! — остановился я. — Я приду позже! — Я старался говорить шепотом, как будто нас мог кто-то услышать. — Ваш отец убьет меня, если увидит нас вместе! — прибавил я и почувствовал, как это отвратительно. Ее отец уже более полувека гнил в семейном склепе. Но она со мной согласилась.

— О, да! — сказала она. — Вы придете вслед за мной. Стукните три раза в окошко. Так я и узнаю, что это вы!

Она шагала, таща свою сеттериху, или, наоборот, сеттериха тащила ее, я не мог этого точно определить. Медленно, еле перебирая ногами, она плелась в сторону города. Я понял, что до того места, которое она считает своим домом, старуха доползет только к полудню, и все-таки мне не терпелось. У нее в доме много золотой посуды. Даже ее собака, если верить ходившим по Каранову слухам, ела из золотой миски. Я почувствовал, как при мысли об этом по телу пробежал озноб.

— Не забудьте насчет пруда! — крикнул я ей вслед, а она, обернувшись, закивала головой в знак согласия. Я видел, как она шевелит губами. Опять, видимо, мурлыкала песенку о кораблике, а мой поплавок вдруг вздрогнул. Рыба, словно взбесившись, набросилась на приманку. Я сразу же выловил двух карпов и щуку, а потом швырнул их в реку. Не мог смотреть, как они беспомощно бьются на суше, да мне и некому было их отнести. Маме отнести не мог, а Станике — не хотел. Оставалась еще Рашида, но нести туда рыбу у меня бы не хватило духу. Перед глазами все еще стоял ее отец с топором в руках. Он мог меня изрубить на куски, мог насадить на кол. Говорят, турки в старые времена поступали именно так. Стоит ли удивляться, если он это сделает со мной? Я почувствовал, как у меня холодеют руки и ноги. Не нас ли все-таки он разыскивал вчера ночью на рельсах? И какой же я идиот, что не договорился встретиться сегодня с Рашидой где-нибудь в более укромном месте! Я должен узнать, мне необходимо знать, кого он вчера разыскивал! — убеждал я себя, а где-то внутри сознавал, что это просто отговорка, чтобы увидеть Рашиду. Ведь совсем еще сопленосая шмакодявка, на кой тебе сдалась эта лягушка? — твердил я себе, но это было чистое лицемерие. Только пойду и скажу насчет Баронессы. Сбегаю на переезд и скажу только об этом. И ничего больше. Только это. И я уже бежал туда, оставив удочки на пароме. Хотя от Тисы до разъезда было километра два, мне показалось, что это совсем рядом.

— Мне некогда! — отвечал я попадавшимся навстречу знакомым.

— Ты, случайно, не на пожар? — крикнул мне Атаман и сплюнул сквозь зубы. Зубы у него были редкие, он мог сплюнуть метра на три, чему в школе почти все завидовали. — Эй! — Он схватил меня за рукав. Только тут я его заметил. — На пожар, говорю? — Он улыбнулся, и за ним улыбнулись несколько желторотых пацанов, рассевшихся по скамейкам на площади.

— Может, и на пожар! — ответил я. — Баронесса меня позвала к себе.

— Боже святый! — сложив пальцы, он так свистнул, что растревожил, поди-ка, половину Каранова, а потом добавил, что я должен помнить, кому принадлежит идея. Все, что заполучу у Баронессы, я должен разделить фифти-фифти. — Прошу прощения, на три части, и эта малявка турчанка тут тоже участвует.

Я сказал, что как раз и бегу за ней. Старушенции трудней будет меня заподозрить, если я явлюсь с девчонкой. Поэтому и бегу к Рашиде.

— Ври больше! Только поэтому? — Он улыбнулся, и было ясно, что ничему не верит. — Только поэтому? Старик, возьми зеркало и взгляни на себя: выглядишь как влюбленный индюк!

Атаман поднялся со скамейки, подошел ко мне, и его мелюзга тоже повскакала с мест, будто вот-вот начнется бокс или вообще какой-нибудь цирк. У меня чертовски чесались руки. Дать ему в морду, чтобы растянулся, как убитый! — подумал я, хотя вообще-то не люблю начинать драку, да и не до того мне было сейчас. Атаман не моргая смотрел мне в лицо. Потом улыбнулся, хлопнул меня по плечу и сказал: «Ну иди. Иди», — и под этим его «иди» скрывалось что-то очень личное, даже грустное. Вдруг, сам не знаю почему, я устыдился.

— Если уж встретились, пойдем вместе! — сказал я, и мы вдвоем отправились за Рашидой. Атаман должен был свистнуть у ее дома, а я, в случае, если на свист она не появится, — поймать одного из малышей и послать за сестрой.

План был отличный, но оказался совершенно не нужным: мы встретили Рашиду по дороге. Она шла босиком по шоссе, загорелая, с узелком в руках. Волосы ее блестели на солнце, словно золотые кувшинки, а губы были крепко стиснуты.

— Значит, он все же нас с тобой искал вчера на путях! — сказал я, и она усмехнулась.

— Дурак ты! С чего бы ему взбрело в голову тебя искать? Ты для него никто! — На икрах ног и на руках у нее виднелись синяки, но она не намерена была рассказывать, что с ней случилось. — Это наши семейные дела! — объяснила коротко. — К тебе это не относится!

Она упрямо отвергала мое сочувствие, а потом, разозлившись на меня, когда я сказал, что и ко мне, мол, это очень даже относится, что, мол, ее боль и для меня тоже боль, прикрикнула, чтоб я заткнулся: у моего отца, сказала, на ремне нет этой идиотской форменной пряжки, и я не имею понятия, что это такое, когда по-настоящему больно.

Потом некоторое время мы шли молча, но вдруг Атаман хлопнул себя по ляжкам и закукарекал так громко и похоже, что Рашида сперва вздрогнула, а потом рассмеялась. Атаман, сбиваясь, с многочисленными собственными добавлениями рассказал ей о моей встрече с Баронессой и о ее приглашении показать мне пруд.

— У нее же нет никакого пруда! — Рашида остановилась и посмотрела на нас круглыми и испуганными глазами. — У нее ничего нет, ничего даже похожего на пруд.

Мы объяснили, что пруд у нее был когда-то раньше. Лет пятьдесят назад ее отец владел знаменитым во всей округе прудом, где разводили рыбу, и Баронесса до сих пор уверена, что пруд существует.

— Ты не понимаешь, Рашида! — я взял ее за локоть. — Ты не понимаешь, что для нее время остановилось в начале этого века.

Она не понимала, а может, даже слишком хорошо все понимала, я не решаюсь точно определить. Знаю только, что она качала головой и повторяла, что это страшно.

— Это смешно! — сказал я.

— Ты так думаешь? — Она посмотрела мне прямо в лицо. — А я думаю, что это страшно.

— Увидим! — сплюнул сквозь зубы Атаман. Потом было решено, что к Баронессе пойдем только мы с Рашидой. Атаман будет дожидаться нас на кладбище, где мы и разделим украденное золото. Мы спрячем его под какой-нибудь могильной плитой, а когда в школе кончатся занятия, махнем все вместе из города. Атаману, конечно, незачем было ждать конца учебного года, но он согласился на это из солидарности с нами.

— Пока вы там сидите, я достану билеты на танцы. Сегодня в Доме молодежи группа «Торпеда» — думаю, будет мощно! — Он поднял руку и махнул нам. Название «Торпеда» для джаз-группы мне показалось каким-то странным, но я ничего не сказал, потому что для этого не хватило времени. Мы были рядом с домом Баронессы.