Борис Юдин - Так говорил Никодимыч

А баба своё гнёт:

– Не знаю как там по науке бывает, а у нас по-своему. Вот, к примеру, недавно картошку сажали. Он пашет на коне, а я иду по борозде и картошины сажаю. Вот, он, кобелина, как круг пройдёт, так кричит: – Тпру!

Ну, я сразу в позу. А иначе дерётся больно.

В этом месте бабьего доклада подсудимый Глеб Иванович, видно, захотел эту непотребную клевету остановить, но почему – то вместо «Стой! «как заорёт: «Тпру!!!»

Баба сразу – юбки на голову, трусы вниз, и раком стала. Прямо перед судьёй.

– Ну и что дальше? – спросил Петрович после того как мужики отсмеялись.

– Что, что? – сказал Витька – да ничего. Развели. Всё поровну поделили. А бабе трое суток дали за оскробление суда.

– Я вот что вам, мужики, скажу – начал Петрович – красота, оно конечно, красотой. Но замечено, что одному красиво, то другому даже и никак. И наоборот тоже случается. Тут вот какой случай был. Жил один мужик. И был этот мужик убеждённый холостяк. Так и говорил бывало, что не родилась ещё тая красавица, что его в ЗАГС затянет.

Ну и вот.

Как-то раз получил этот мужик прогрессивку, а может и премию. Не важно что. И стал этот мужик думать как покучерявей эти бешеные деньги пропить. Думал, думал себе, да и пошёл сдуру в ресторан. Ну, пришёл. А там, конечно, сервис, да то, да сё. Вот и нажрался наш мужик до удивления. Потому что закусывать был не приучен с детства. Вот нажрался наш мужик, и стал оглядывать зал на предмет поиска страсти и половых приключений. Глядь! Сидит за одним столиком девка в полном соку и всё при ней. А тут как раз оркестр заиграл душевную музыку. Тут поднялся мужик со своего места, чтобы ту кралю пригласить на танец и прочие удовольствия. Поднялся, а что дальше не помнит. Как отрезало!

Ппроснулся утром мужик в своей холостяцкой постельке. И видит, что рядом с ним лежит кто-то. Мужик-то зенки выкатил, чтоб присмотреться и понять кто. А когда присмотрелся, то сразу побежал блевать. Очень уж девка страшная была. И, причём, не понять, почему страшная? Вроде, всё при ней. И не урода. Нет. А вот, такие, сказать по науке, ассоциации вызывала, что мороз по коже и шерсть дыбом.

Ну, облегчил мужик душу, сел на кухне покурить. А тут и страхолюда евоная приходит. И пиво несёт. Две бутылки.

Мужик пивка глотнул – полегчало.

– Ты кто? – спрашивает.

А девка это нагло отвечает, глазом не моргнув:

– А я невеста твоя. Ты что, милый, забыл, как вчера меня замуж звал и обещал золотые горы?

– Ну, это было вчера – говорит мужик резонно – а сегодня – это сегодня.

А тут в двери стучат. И вваливаются пятеро мужиков. И к нашему:

– Ты что, – кричат, – стручок, сестру нашу опозорил, обесчестил и думаешь, что это тебе, как с гуся вода?

Мужик на них поглядел, и ещё хуже ему стало. Стоят эти браты стенкой и кулаки у каждого по пуду.

– Что вы, что вы? – говорит – мы с нашим удовольствием, потому что любовь до гроба прям, нахлынула.

– Ну, если любовь такая, – говорят браты, – то что уж тут. Живи покамест. Только смотри. Хвостом вильнёшь или взад пятами – яйцы с корнем вырвем.

Что тут поделаешь? Сила солому ломит. Через некоторое время женился наш мужик. И живёт. И даже так к своей бабе присмотрелся, что доволен. Тем более, что ходит она круглый год с пузом и рожает, как белка орехи щелкает. Вот у него уже детей – не сосчитать. И каждый с уважением к папашке. Вот такая красота вышла.

– И действительно красота! – Это Петрович уже насчёт той девки, что в четвёртый подъезд заходила. А теперь, выйдя, сделала мужикам ручкой.

– Петрович! – взвился Витька. – Ты ж для неё старый! Старый конь… – хотел было Петрович блеснуть пословицей, да не успел, потому что мужики хором продолжили: – Зато мелко пашет. И все засмеялись.

– Вот, недаром говорят: Не было бы счастья да несчастье помогло – сказал Петрович. Потом неторопясь закурил, кашлянул многозначительно, и продолжил:

– Вот тут неподалёку… В том самом доме, где раньше булочная была, а теперь пивная, жил – был один мужик.

И такая непруха была этому мужику по жизни, что страх сказать. За что ни возьмётся – всё из рук валится. С работы выгнали, за пьянку, дескать. Хотя мужик не всё время пил, а с перерывами. Баба евоная детей да шмотки собрала, и уехала в неизвестном направлении. И ваще…

Вот мужик этот – Чеськой его звали, – и начал горе горевать.

Вот он погоревал, погоревал, да и бросил. Потому что деньги кончились.

Вот тогда и устроился наш мужик в похоронное бюро бетонщиком. Работа не сахар, деньги несерьезные. Одно хорошо – родственники усопших всё время хмель несут. Дескать, помянуть покойного надо по обычаю. Это только и утешало, а иначе работа была бы совсем зряшная.

И надо сказать, что вдобавок ко всему, морда у этого Чеськи была такая, что его и тверёзым в вытрезвиловку брали.

– Не может такого быть, – говорили, чтобы с такой мордой человек трезвым был. С такой мордой, – говорили, – человек не имеет никакого права нарушать общественное спокойствие.

И брали.

А мужик Чеся всё это терпел и мужественно переносил.

Вот пришёл как-то этот Чеся на работу. И работает себе потихоньку. Но к обеду устал. Даже ноги начали подкашиваться. Потому что уже успел помянуть какую-то христианскую душеньку. Вот устал наш мужик, и пошёл в гробовую отдохнуть. У него такой обычай был, как нажрётся, так сразу в гробовую. Ляжет там в гроб, как порядочный, крышкой накроется, и спит себе. И никаких к нему претензий. Потому что ничего такого он не нарушает.

Вот спит себе наш мужик и сон видит. А снится мужику, что стоит он на облаках перед Богом. И жалуется.

– Так и так, говорит, Господи! Такая непруха, что спасу нет. Нельзя ли, как-нибудь – говорит, – это всё изменить в лучшую сторону?

Вот наш мужик Чеся смотрит свой сон. А тем временем в гробовую заваливают четверо здоровых мужиков. И пятый, самый здоровенный, ими командует:

– Вот этот берите, – говорит, и показывает на тот самый гроб, в котором мужик Чеся свой сон досыпает.

– Берите вот этот – командует этот мордатый мужик – я сразу вижу, что этот моему покойному брательнику в самый раз будет.

Ну, если размер подходящий, чего же не взять? Вот мужики и взяли. И на выход к машине понесли. Только несут они этот гроб, а сами ругаются почём зря:

– Это же надо, – ругаются они, – какой гроб тяжёлый. Прям не верится, что пустой. Вот до чего свобода довела – из сырого дерева гробы для простых людей делать начали.

И с такими горькими словами грохают эти мужики гроб передними ножками на кузов своего грузовика. И надо же тебе, какая непруха выходит! Выпадает из этого гроба дно. И наш мужик Чеся, а с ним и доски, стружки и прочие гробовые потроха вываливаются на землю.

Мужики тоже чуть было с перепугу рядом не рухнули. Но удержались на ногах. Хоть и с трудом. А удержавшись, схватили что попало с недвумысленными намерениями. Только мужика Чесю догнать не могли. Чеся сразу сообразил, что чем пахнет, и бросился бежать на ближнее кладбище прям через забор.