Томми Байер - Аквариум

Я сделал глубокий вдох. То, что я собирался сделать, в каком-то смысле было предательством по отношению к Шейри, но она одобрила бы его. Я не сомневался.

— Во-первых: мы были знакомы около трех недель, вместе работали. Я — звукоинженер, она пела у нас в студии. Во-вторых: я хотел уговорить ее принять участие в записи диска, поэтому поехал к ней. Но она не согласилась. В-третьих — нет. — Мне пришлось стараться изо всех сил, чтобы не споткнуться на этих словах. — И в-четвертых — да. Она рассказывала мне о вас. Мы купались в водохранилище и разговаривали.

— Купались голышом?

— Нет.

Он зарыдал. Мне было слышно, как он всхлипывает. Я подождал немного, на случай если он захочет спросить что-нибудь еще, ощущая удивительную легкость и гордость. Хороший поступок. Наконец я произнес:

— Мне очень жаль.

На том конце повесили трубку.

Мне больше не хотелось стоять перед окном и смотреть на нее. Теперь, когда я был уверен, что она все знает, я испытывал неловкость. Выйдя на улицу, я расположился в баре в двух кварталах от дома.

Впрочем, сидеть в баре хорошо лишь для тех, кто тоскует. Ищет тупого пьяного разговора, случайной связи или флирта. Кто проводит время в обществе незнакомых людей, надеясь привлечь к себе чье-то внимание. Ничего такого мне не хотелось. Выпив виски, как итальянцы пьют свой эспрессо — быстро и целеустремленно, я расплатился, встал и пошел домой.

Молодой человек с очень короткой стрижкой, в холщовых штанах и белой футболке сидел перед ее компьютером на откидном стуле. Вероятно, подключал к Интернету. Она сидела рядом, с интересом следила за его руками, и ее, казалось, нисколько не трогал беспорядок, царивший теперь благодаря ему на ее всегда аккуратном рабочем месте.

Я, почувствовав действие виски, отправился в постель.

Что это именно Матиас, я не сомневался, хотя и не знал его в лицо. Он лежал голый, раскинув руки, с широко раскрытыми глазами на каком-то почти прозрачном пластмассовом ложе и удовлетворенно стонал. Шейри, тоже обнаженная, сидела сверху, двигаясь словно в седле. Его пенис через равные промежутки времени скрывался у нее внутри. Вдруг они оба на меня посмотрели.

Матиас с презрением махнул рукой, отгоняя меня как назойливую муху, а Шейри улыбнулась и насмешливо проговорила: «Ты же сам сказал, что ничего не было. Вот и топай отсюда». И принялась скакать на нем с удвоенным рвением, полностью меня игнорируя.

Я проснулся от собственного крика. И боялся снова уснуть. Если сон повторится, к утру я сойду с ума или умру.

Выпив чуть ли не целую бутылку воды и выкурив две сигареты, после которых во рту остался гадкий привкус, я был близок к тому, чтобы снова позвонить Матиасу Беку и объявить: «С первым апреля, мы тебя нагрели! Мы с ней спали дважды и собирались проделать это еще тысячу раз. Она умерла, принадлежа мне. Забудь свою Санди и иди к дьяволу». Я даже снял было телефонную трубку, но потом снова повесил на рычаг.

В «аквариуме» царила темнота. Я еще долго мерил шагами квартиру, пытаясь выбросить из головы этот кошмар. Или хотя бы удостовериться, что это был именно кошмар, а вовсе не послание от преданной мной Шейри.

Я устроился на полу, прислонился спиной к стене и уставился на окна «аквариума» — мне хотелось хоть раз увидеть, как она спит и как начинает свой день. Но, проснувшись через некоторое время от боли в спине и ломоты в ногах, я увидел, что она уже открывает холодильник, собираясь завтракать.

Поднявшись, я принял душ и оделся. Больше всего мне хотелось наблюдать за ней, но было неловко: ведь она никак не защищалась от моих взглядов. И я вышел из дому. Позавтракал в кафе, собрался было почитать, но не пошло, и часа через два поймал себя на том, что весь в испарине стою перед дверью собственной квартиры, задыхаясь после чересчур поспешного подъема.

Она как раз взяла в руки малярный ролик, собираясь закрасить белой краской оба послания. Я видел лишь ее руки и верхнюю часть спины — то, что находилось выше спинки кресла. Похоже, на ней не было никакой одежды.

Краска не ложилась. После первого прохода она начала все сначала — из-под слоя свежей белой краски проступали розовые буквы. Следовало бы дождаться, пока краска высохнет. То ли она впервые в жизни этим занималась, то ли оказалась слишком нетерпеливой, чтобы пятнадцать минут подождать.

Женщина не была совсем голой — вокруг тела обвязано большое полотенце. Пока она с усилием отдирала от пола разложенные на нем газеты и, собрав их вместе, отвозила в прихожую, полотенце несколько раз развязывалось, и я видел ее груди. Я отворачивался, — ведь она знала, что я смотрю.

Потом меня вдруг охватило чувство, что наблюдают за мной. Будто она тоже смотрела на меня: спиной, затылком, локтями, бог знает чем еще. Она уверена, что я на нее смотрю, а это то же самое, как если бы она меня видела. Словно меня поймали с поличным. Это чувство не оставило меня даже тогда, когда она проехала в ванную и закрыла за собой дверь.

Некоторое время я раздумывал, а не отправиться ли мне куда-нибудь, хотя и не мог придумать куда, более того, знал совершенно точно, что на самом деле не хочу уходить из дома. Просто мне казалось, что следует поступить именно так: ведь то, чем я занимаюсь, — вторжение в ее частную жизнь. Но туг дверь ванной открылась, и она появилась в гостиной. Полностью одетая. В синее.

Резким движением она отбросила мокрые волосы назад, приблизилась к компьютеру, включила и опять взяла со стола красный маркер. Когда она впервые воспользовалась им, чтобы написать мне послание, я запомнил, где он лежит, и, как оказалось, постоянно держал его в поле зрения. Хозяйка «аквариума» подъехала к стене и под не просохшей еще белой полосой вывела:

ОШИБКА! ЗАКЛАДКА НЕ ОПРЕДЕЛЕНА.

Потом вернулась к компьютеру и уставилась на экран.

Несмотря на все его семьсот пятьдесят мегагерц, моему компьютеру понадобилось довольно много времени, чтобы загрузиться. Я открыл программу работы с электронной почтой и ввел ее адрес.

И сидел, не написав ни слова.

Привет, как дела? Идиотизм. Мне очень жаль, что тебя обокрали? Не пойдет. А вы давно поняли, что я за вами наблюдаю? Ну не с этого же начинать! Несколько минут я сидел перед экраном, не в силах набрать ни слова, пока вдруг не решился. Я быстро напечатал: «Вы сохранили файл на дискете или все, что вы написали раньше, пропало?»

Затем немного поразмыслил, не стоит ли что-нибудь добавить — представиться, извиниться, попрощаться, как это принято, — но, так ничего и не придумав, отослал сообщение.

Стал ждать ответа.

Взяв себя в руки, я решил не подниматься из-за стола и не смотреть, пишет она или нет. Просто сидел перед экраном, пока не раздалось наконец характерное «арпеджио» — звуковой сигнал, извещавший о том, что пришла почта.