Томми Байер - Аквариум

Я злился на себя: какого черта я с таким любопытством наблюдаю за ней! — но тут Джун, обхватив руками, слегка развела колени в стороны, поставила на них локти и оперлась подбородком о кулачки. Мне показалось, я увидел волосы на лобке, но, может быть, просто падала тень. Я пошел на кухню.

Джун. Ты подсматривал?

Барри. Да. Прости. Я не хотел, но потом все же не удержался.

Джун. Я специально оставила дверь открытой. Чтобы ты видел. Ты — мой свидетель.

Барри. Наверное, ужасно трудно?

Джун. Трудно.

Барри. Но ты сильная.

Джун. Видел волосы у меня на лобке?

Барри. Почему ты спрашиваешь?

Джун. Я хотела, чтоб видел.

Барри. Видел.

Джун. Ого, мой собеседник покраснел так, что это видно даже по его ответам.

Барри. Попала в точку.

Джун. Два раза «Ого».

Барри. Запишусь к хирургу. Закажу себе нос, как у Патрика Суэйзи.

Джун. Брось. Уже неактуально. И потом, ты же невидимка. Пусть будет нос, какой ты сам себе пожелаешь.

Барри. Написала продолжение? Своей истории? Для меня?

Джун. Резкая смена темы. Итак, покидаем тонкий лед флирта и обращаемся к серьезным вещам? Немножко, не до конца. Не все, что хотела бы тебе рассказать. Наверное, понадобится еще несколько дней.

Барри. Не собираюсь на тебя давить. Просто спрашиваю. Звонит телефон, я должен подойти.

Поначалу я не мог сообразить, что нужно от меня этой женщине. Она представилась, назвав какую-то двойную фамилию, которая тут же вылетела у меня из головы. Голос ее звучал настойчиво, мягко и мрачновато, и я терзался догадками, то ли она хочет продать мне страховку, то ли сделает заманчивое предложение о вложении капитала. Вдруг она сказала:

— Я собираюсь попросить вас о помощи в очень щекотливом деле.

Похоже на попрошайничество.

— Кто вы? — Смешной, конечно, вопрос, но, настроившись дать отпор, говоришь порой странные вещи.

— Врач-психотерапевт. Мой пациент — господин Шпрангер. Это имя что-нибудь вам говорит?

— Нет, — ответил я, несмотря на охватившее меня вдруг ощущение — это имя должно что-то для меня значить, и вряд ли хорошее.

— Господин Шпрангер был виноват в той аварии, в которой участвовали вы и девушка, ехавшая с вами. С точки зрения психотерапии, мы с ним добились больших…

— Участвовали? Да вы в своем уме? Участвовали! Девушка погибла. Она не участвовала. Она умерла! Полагаете, после такого начала можно о чем-нибудь говорить? — Я поразился, насколько пронзительным и громким сделался вдруг мой голос: он истерически дребезжал, отскакивая от стены. Мне не хватало воздуха.

— Господин Шодер, я сожалею, простите, если мной выбран неверный тон, я не хотела, пожалуйста, успокойтесь…

— Если? Вы еще сомневаетесь, что тон был выбран неправильно? Черт возьми! Оставьте меня в покое! Не хочу с вами разговаривать! — Я швырнул трубку так, что она подпрыгнула. Вешая ее снова, я сильно надавил на нее, будто хотел намертво приклеить к аппарату. Кажется, я задел ножку стола, компьютер закачался, на столе что-то задребезжало.

Таким я раньше себя не знал. Вообще-то я не вспыльчив и кричать на людей не доставляет мне удовольствия — терпеть этого не могу. Но силы мои были исчерпаны. С тенями из Хайльбронна общаться я не собирался. Прошло довольно много времени, прежде чем дыхание снова стало ровным.

Вскоре телефон зазвонил снова. Я включил автоответчик. И в паническом ужасе выскочил из квартиры, надев нормально туфли уже на лестнице, а куртка была у меня в руках, — мне было важно уйти прежде, чем голос женщины с двойной фамилией опять начнет городить вздор.

Двумя пролетами ниже меня вдруг осенило, что убегать вовсе не обязательно. Можно просто отключить громкость в воспроизводящем устройстве автоответчика. Но было уже поздно. Никакие сокровища в мире не заманили бы меня обратно в квартиру, оскверненную нотками профессионального сочувствия в голосе этой женщины. Сотру запись, когда вернусь домой. Не слушая.

Мне очень хотелось поговорить с Джун, но компьютер остался дома, и это было невозможно. Правда, тогда пришлось бы что-то ей объяснять. А я просто не мог. Решил отправиться в банк и подписать бумаги, необходимые для продажи акций. Потом зашел в телефонную компанию и заказал себе новый номер, не внесенный в телефонную книгу. От трех до пяти дней — сказали мне, а до тех пор я решил не снимать трубку.

Кто дал им право вторгаться в мою жизнь? Превратив человека в калеку, убив его возлюбленную, они полагают, что теперь он обязан с ними разговаривать и отвечать на вопросы? Я был близок к приступу буйного помешательства. Что воображают себе эти негодяи? Психолог будет лечить его с моей помощью до второго пришествия, причем ее совершенно не волнует, что станет за это время со мной. Разве не хватит с меня общения с Матиасом? Во мне все кипело — шагая по Вильмерсдорфу, [22] Вильмерсдорф — спальный район на западе Берлина. я, наверное, то и дело толкал прохожих. По крайней мере так мне казалось, когда позднее, сидя на скамейке, я пытался прийти в себя: осталось ощущение, что ко мне прикасались чужие, неприятные тела. Это чувствуешь кожей. Даже через куртку.

Теперь, задним числом, я отчасти понимал Матиаса. Он потерял подругу и хотел сохранить ее образ в памяти. Ему было к чему стремиться — он хотел ясности. Но когда объявляется сам убийца с намерением использовать тебя для преодоления комплекса вины или уж не знаю чего еще, — это, пожалуй, слишком. Да еще рука об руку с прилежной дамой-психоаналитиком, воображающей себя умной и важной: как же, ей ведь, возможно, удастся обеспечить страдающему монстрику парочку спокойных ночей. Мне пришло в голову написать жалобу. Внутри снова все закипело.

Побывав в парикмахерской, на могиле отца и в кино, я заглянул в магазин за «Шпигелем» и кое-какими продуктами и только потом вернулся домой, чтобы подольше отсутствовать. Войдя в квартиру, я первым же делом стер запись на автоответчике, бросив, правда, сначала взгляд на окна Джун. В руках у нее были гантели. Она тренировалась. До самой последней секунды, уже включая компьютер, я все еще не был уверен, что хочу продолжить переписку.

Я щелкнул «мышкой», чтобы убрать с экрана заставку, и увидел в окне чата три сообщения от Джун.

Джун. Привет.

Джун. Привет?!

Джун. Тебя нет дома.

Не успев еще нормально сесть, я стал печатать: «Нужно было уйти. Прости. Непредвиденная помеха».

Ответ пришел мгновенно. Видимо, экран оставался в поле ее зрения.

Джун. Случилось что-то плохое?

Барри. Да.

Джун.?..

Барри. Не будем об этом. Слишком долго, слишком сложно, слишком грустно и слишком… не знаю что.

Джун. Тот вчерашний анекдот про блондинок — единственный. Честное слово. Я знаю только один анекдот.