Анна Левина - Брак по-американски

— Доченька моя! — обняла меня мама. — Ты настоящая поэтесса! Это восхитительно! Спасибо!

— Вся в тебя! — поцеловала я маму и побежала встречать Новый год с ребятами.

Белка сказала: «Куда я пойду встречать Новый год, туда и ты». Вечером тридцать первого Белла и Фима заехали за мной по дороге к своей подруге, где собиралась вся их компания-кишинёвцев. Каждому было дано задание приготовить смешной номер для концерта самодеятельности.

Нас встретили весёлым шумом и тут же нарядили в цветные колпачки и золотые короны. Сначала, как положено, проводили старый год, который я не могла вспомнить без содрогания, потом с шампанским встретили Новый 1993-й. С боем часов все мысленно загадывали желание. Кто-то — чтобы дочку наконец-то выпустили из Израиля навестить родителей в Америке, кто-то — о хорошей работе, о выигрыше в лото, о здоровье, а я при каждом ударе часов молилась лишь об одном: «только бы суд побыстрее закончился и расплатиться с долгами!»

Когда торжественный момент прошёл и все сели за стол, Белка шепнула мне:

— Ну, ты загадала встретить наконец-то достойного человека?

Я виновато посмотрела на неё.

— Даже в голову не пришло! Только о судах и долгах думала!

— Несчастная! — вздохнула Белка. — Я тебе желаю в Новом году забыть весь этот ужас. Погоди, будет и на твоей лице праздник! А Гарика Бог накажет! Вот увидишь! Он кровавыми слезами выплачет все свои подлости и твои обиды!

— Подруги! — закричал Фима. — Хватит болтать! Неужели вы ещё на работе не наговорились? Давайте концерт начинать!

Тут до меня дошло, что я ничего заранее не придумала. «Ладно, — успокоила я сама себя, — соображу что-нибудь по ходу пьесы!»

— Нужны добровольцы! — объявила я.

Верные друзья, Белка и Фима, с готовностью встали рядом со мной.

Быстро написав на клочках бумаги выступления, я раздала их гостям. Соорудив из красных салфеток подобие пионерских галстуков, надела их на шеи всех присутствующих. Гости с готовностью мне помогали.

— Торжественное обещание будем давать? — поинтересовался кто-то.

— Нет, будем петь! — ответила я. — Итак, мотив известный, запеваем по очереди, подпеваем вместе. Если у кого-то возникнут идеи, запевайте, подпоём.

И я первая начала:

Гости подхватили:

Вторым выступил Фима:

Гости пели хором:

Потом пошло коллективное творчество:

Потом вышла Белкина подруга и хозяйка дома Элла.

— По традиции я хочу сказать тост во славу нашей дорогой Амерички! Но сегодня я хочу об этом говорить стихами.

Мы развлекались до самого утра. Домой я пришла позже, чем дочка. Засыпая, думала: «Раз в Новый год было весело, значит, год будет радостным!»

От этой мысли на душе стало легко, и я моментально уснула.

…Осенний день. Мелкий дождь то моросит, то, надоев сам себе, отдыхает, потом с новой силой плюётся и опять занудливо сыплет едва уловимым мокрым порошком. Несмотря на позднюю осень, тепло.

Большое кладбище с редкими деревьями. Кругом ровными рядами лежат могильные плиты. Посредине — свежевырытая яма. К ней направляется похоронная процессия из нескольких человек.

Всё вокруг серо-коричневое. Серое от дождя и могильных плит, коричневое от размокшей грязи под ногами, от голых деревьев, от гроба, который несут к могиле.

Около ямы процессия останавливается. Женщины тихонечко воют. Мужчины, скорбно сопя, опускают голову. И в этот момент к кладбищу подъезжает большая чёрная машина. Из неё, чуть касаясь земли, появляется женщина в роскошном красном платье фасона «Мария Стюарт перед казнью». Длинные волосы развеваются на ветру.

С громким хохотом, который, смешиваясь с эхом, гулкими волнами повисает над безлюдным кладбищем, женская фигура, как «Бегущая по волнам», приближается к процессии, участники которой, забыв о своём неутешном горе, как заворожённые следят за красным силуэтом.

Около самой могилы красная фигура взмахивает широкими рукавами, как ракета, оторвавшись от земли, взмывает в воздух и, не переставая злорадно хохотать, делает несколько кругов над открытым гробом. Потом повисает над покойником, пристально глядя ему в лицо.

— Ты будешь вечно бояться, вечно! — громко произносит женщина в красном. — У тебя не было покоя здесь, и там его тоже не будет!

С этими словами она разворачивается и летит обратно к машине…

В горбу лежал Гарик. Женщина в красном, с развевающимися волосами была я. А всё вместе — мой самый любимый сон.

Через пару недель после Нового года у Рвачёва в очередной раз случился острый приступ лирической романтики или романтической лирики, и он позвонил мне в пятницу утром на работу.

— Сегодня вечер наш! — торжественно объявил он. — Я свободен до полуночи.

Обычно по пятницам моя дочь вечером куда-то убегала, и Рвачёв это прекрасно знал. Мне вся любовная бодяга до смерти надоела. Я мечтала избавиться от этого маленького, прожорливого, дурно пахнущего самодовольного хвастуна, но не могла. Нескончаемые судебные дела опутали меня. Я погрязла в проблемах.