Михаэль Шаранг - Сын батрака

Ведь именно Хольтер выдвинул идею премиальных под лозунгом: «Высокая плата за высокие достижения»; само по себе это было неплохо, пока люди на собственной шкуре не почувствовали, как им приходится надрываться, чтобы эту премию получить. Но молодых рабочих все же прельщала возможность таким образом заработать больше, чем обычно зарабатывают на стройках в Вене, и прежде всего потому, что тем, кто уже попал в эту систему премий, подбрасывали еще и сверхурочные.

Того же, кто не мог приспособиться к ней по состоянию здоровья или по какой-нибудь другой причине, в полном смысле слова брали измором. Ему не давали сверхурочных, зарабатывал он все меньше и меньше и в конце концов уходил из фирмы.

Задача Бетрая состояла в том, чтобы обеспечивать фирме новых рабочих, которые готовы смириться с этой живодерней. Экстремистская кадровая политика, проводимая Хольтером, шла навстречу хозяйственному кризису, так что теперь ему не было нужды долго шантажировать и выживать людей, ему неугодных, теперь у него была возможность немедленно их увольнять под предлогом отсутствия заказов.

Но именно в этом пункте его план был довольно прозрачен. К примеру, вместо двадцати уволенных Хольтер через посредство Бетрая нанимал десять или двенадцать новых, которые должны были выполнять тот же объем работ, что и те двадцать. Ввиду такой практики весь коллектив чувствовал себя неуверенно, даже рабочие, которые обычно из-за премий не позволяли никому дурного слова сказать о Хольтере и Бетрае.

— А теперь они хоть и задним числом, но поверят в то, что я говорил, — заметил Бенда, и его товарищи это подтвердили.

Бенда стал перескакивать с пятого на десятое и уже почти забыл, почему пустился в столь пространные рассказы: ведь конфликт между Хольтером и Бетрасм должен означать какие-то перемены в стратегии фирмы. Но какие? Может быть, руководство почувствовало что-то в настроении коллектива? Или инженер Хольтер, который дружески здоровался со всеми, приезжая на стройку с проверкой, вдруг заметил, что многие за его спиной грозят ему кулаком? А может, хозяева теперь выдумали что-то новое и Бетрая просто выбросили за ненадобностью? Во всяком случае, по мнению Бенды, надо было считаться с переменой тактики руководства.

До конца рабочего дня разговор то и дело возвращался к этому вопросу, и Франц, с информации которого все и началось, не отставал от других. Так что после обеда он уже несколько сжился с новой бригадой.

Вернувшись вечером в деревню и идя по направлению к дому, он даже почувствовал себя здесь немного чужим. Ему казалось, что за один рабочий день на новой стройке в Вене он пережил больше, чем тут за целый год. И Франц твердо решил как можно скорее вместе с Эрной перебраться в Вену.

Эрна несколько раз встречала Франца, когда он фирменным автобусом возвращался из Вены. А он без умолку рассказывал ей о том, что происходит на работе; и Эрне уже казалось, будто там его целый день заводят, точно будильник, а теперь завод кончается. То, что он говорил только о своих впечатлениях и ни слова о ней, ни слова о ее беременности, она могла понять — ну раз, ну два, но не всю же неделю!

Новое место работы, новое окружение, новые товарищи — все это так переполняло его, что Эрна уже начинала ревновать.

И потому в этот субботний вечер — в первую субботу с тех пор, как он переменил место, — она была особенно нежна с ним. В те часы, что они провели в комнате Франца, она не переставала ластиться к нему, пока не почувствовала, что все у них опять так же, как неделю назад. И вправду, Франц в этот вечер ни разу не заговорил о своей фирме, и Эрне это было приятно.

Ее волновали совсем другие проблемы: когда они поженятся, где будут жить и вообще, что будет дальше.

Эти же проблемы занимали Франца, и он даже придумал, как их разрешить. Только еще не отваживался сказать, поскольку его предложение было — переселиться в Вену.

Конечно, сама работа в Вене не слишком отличалась от работы в деревне. Но многое связанное с работой было интересно и ново. Поэтому он считал, что жизнь в Вене ни в коем случае не может быть такой скучной, как в деревне.

— О чем ты думаешь? — спросила Эрна.

— Есть хочу, — отвечал Франц.

Хоть это и было правдой, но думал он о другом.

Они поехали на мопеде в соседнюю деревню, где рядом был лесной ресторанчик. Но Францу кусок в горло не лез. Он хотел еще и выпить для храбрости. После бутылки молодого вина у него наконец возникла идея, как сказать Эрне, что у него на сердце.

— Ну как наш ребеночек? — спросил он.

— Вообще-то никак, только вот по утрам мне всегда плохо.

— Со следующим будет легче, привыкнешь.

— Со следующим? Как тебе такое в голову могло прийти?

Франц не ответил.

— У меня на работе есть один товарищ, — проговорил он наконец, — он приехал из Вальдфиртеля с двумя малыми детьми и теперь живет в Вене. Он говорит, двое детишек — это совсем не плохо.

Франц имел в виду Бенду.

— А что я буду тут в Сент-Освальде делать с двумя детьми? Тут ведь нету даже детского сада! — воскликнула Эрна.

— То-то и оно, — сказал Франц. — Но в Вене-то есть детские сады.

— Скажи уж, тебе охота перебраться в Вену, — недоверчиво сказала она, так как он обычно и слушать не хотел, когда она заговаривала о заочных курсах и о своем намерении устроиться секретаршей в городе.

— А ты что об этом думаешь? — спросил он.

— Да ты не решишься, — вызывающе произнесла Эрна.

— А ты?

— А я уже решилась.

Франц прижал ее к себе. Наконец-то он мог откровенно говорить о том, что его тянет в Вену. Эрна пришла от этого в восторг.

Настроение у нее было чудесное, и она заявила:

— Сегодня я у тебя останусь на всю ночь.

— А что ты завтра скажешь дома?

Когда две недели назад, на троицу, она впервые осталась у Франца на всю ночь, то наплела родителям о приглашении подруги и о домике на Нойзидлер-Зе.

— Ничего не скажу.

Франц был поражен.

— Когда-то же это должно случиться.

— Значит, утром твои родители наверняка явятся к нам.

Эрна не сочла эту причину уважительной. Ей до смерти надоело играть в прятки с родителями, а тут еще они с Францем решили переехать в Вену, и она считала, что пора довести до сведения родителей все эти новости: беременность, предстоящую свадьбу и переезд в столицу.

В воскресенье они проснулись в десять утра. Эрна сразу же вскочила и оделась. По спешке, с какой она одевалась, Франц заключил, что Эрна уже не так спокойно, как вчера, относится к предстоящему скандалу с родителями. Он предложил ей пройтись, пусть хоть немного развеется.

Они вылезли на улицу через окно уборной, чтобы не проходить через кухню.