Михаэль Шаранг - Сын батрака

Секанина дал правительственным учреждениям понять, что незамедлительное приведение в ликвидное состояние средств, выделенных на Маттерсбургский проект сейчас, накануне выборов, имело бы двойную политическую ценность. Этим не только будет продемонстрировано, что делается все возможное для обеспечения людей работой, но можно будет удовлетворить крестьян, недовольных затяжкой строительства силосных башен. Все эти аргументы были приняты. Поэтому менеджеры со дня на день ждали сигнала к началу строительства.

Это означало также, что на большой стройке будут заняты сотни рабочих. Такой факт нельзя было утаить от коллектива фирмы. Менеджеры понимали, что в этой связи угроза увольнения уже не может с прежней силой воздействовать на рабочих. Но они вовсе не хотели отказываться от этой угрозы в «фазе предусмотрительной рационализации», как они это называли.

Правда, приходилось считаться с тем, что Бенда будет ставить им палки в колеса. Хотя Бенда не тот человек, который сумеет оказать последовательное сопротивление нынешней политике предпринимателей. Его прежние акции были скорее случайными, а не предусмотренными заранее. Но поскольку после той провокационной листовки его пришлось поставить на место при помощи другой, то с ним надо держать ухо востро. Когда-нибудь он непременно захочет отомстить.

В середине сентября ситуация разом изменилась. Абсолютно неожиданно у Хольтера на руках оказались козыри против Бенды.

Приблизительно в это же время, а именно 19 сентября, был окончательно решен вопрос финансирования «силосного проекта». Доктор Секанина собирался на следующий день, в субботу, дать у себя на квартире обед для своих коллег, и все были поражены, когда Хольтер вдруг запротестовал.

— Я тоже собирался пригласить вас на завтра, — заявил он. — Я, конечно, не стал бы выскакивать со своим приглашением, если бы, как бы это сказать, если б у меня не было для вас сюрприза. Правда, это совсем маленький сюрприз, слишком многого ожидать не стоит. Но мне доставит удовольствие сообщить вам о нем у себя дома.

Секанина согласился, и, таким образом, обед был назначен на субботу вечером у Хольтера.

Свой сюрприз он решил подать после жаркого. Пусть жена спокойно примет все комплименты по поводу отлично удавшейся оленины. Для начала он объяснил, кто такой Хайниш. С шоферами фирменных автобусов до сих пор не бывало никаких затруднений, и с Хайнишем тоже, поэтому даже Хольтер не знал его по имени.

— Так вот, этот Хайниш, — продолжал Хольтер, — в начале недели явился ко мне вместе с Рехбергером.

Едва прозвучало имя председателя производственного совета, как все насторожились.

— Хайниш, — продолжал Хольтер, — признался, что в течение последних лет регулярно воровал у нас стройматериалы, и прежде всего цемент. Я спросил, поймал ли его кто-нибудь на месте преступления. Нет, он так и не пойман. Тогда почему же он с подобной ерундой явился ко мне? Один человек все-таки видел, как он ворует, житель Бургенланда, которого он возит на работу и обратно. Этот парень начал его шантажировать, краденое они делят пополам. Парень тоже строит себе дом. Хайниш на автобусе возит ему краденое, в какую-то деревню под Маттерсбургом. Некоторое время так все и шло, но парень стал воровать все больше и больше. Хайниш протестует, но тщетно. Ему это кажется слишком рискованным. Он решает сделать ход конем и все рассказывает Рехбергеру. Но почему же Рехбергер является с этим ко мне? Ведь он и сам мог бы уладить это дело.

Гостям Хольтера после изысканной вечерней трапезы вовсе не хотелось напрягать свои мозги, сопоставляя различные криминалистические комбинации, и они потребовали, чтобы Хольтер продолжил рассказ.

— Все очень просто, — заявил инженер, — дело в том, что второй вор работает в бригаде Бенды.

Секанина хлопнул ладонью по столу.

— Поздравляю! — воскликнул он.

До Шёллера, коммерческого эксперта фирмы, суть дела дошла не так быстро, как до остальных.

— Значит, можно сказать этому Бенде, чтобы он в ближайшие месяцы был тише воды ниже травы, а не то мы заявим в полицию об этом, как его?..

— Вурглац или что-то в этом роде, — сказал Хольтер.

— А если Бенде наплевать на этого Вурглаца, если он скажет: мне-то какое дело? — спросил Шёллер.

— Наверняка Вурглац из его бражки, — высказался Фрайбергер.

— Нет, — сказал Хольтер.

— В таком случае… — начал Шёллер. Но, не встретив поддержки, спросил: — Или такой возможности нет?

— Нет, — отрезал Секанина, — такой возможности нет. Этот Бенда ко всему еще одержимый профсоюзный деятель.

Все выпили за здоровье Хольтера. Фрау Хольтер радовалась, что после ужина, снискавшего ей столько похвал, теперь ее муж оказался в центре внимания.

Сам же Хольтер был достаточно трезв, чтобы перевести разговор на истинную причину встречи — старт «силосного проекта». Слишком недавно ему пришлось усвоить, что глупо при Секанине вылезать на первый план.

Между Францем и родителями Эрны все лето не прекращались споры: когда быть свадьбе. Эрна сперва держала сторону Франца, но потом решила сохранять в этом вопросе нейтралитет, ведь ей как до, так и после свадьбы придется жить вместе с родителями, а значит, надо с ними ладить.

Папаша Винтерляйтнер настаивал, чтобы они поженились как можно скорее. В этом пункте его полностью поддерживала жена. Обычно она осуждала мужа и всегда корила его за так называемое попустительство.

Причина, по которой родители Эрны настаивали на скорой свадьбе, была вполне понятна: здесь, в деревне, когда беременность Эрны станет заметной, о венчании в церкви не может быть и речи не столько из-за священника, сколько из-за людской молвы.

Но Франц не желал церковного брака. Не из-за своего мировоззрения, а потому что, по его понятиям, церковный брак непременно связан с настоящей свадьбой, а под настоящей свадьбой он понимал пышное празднество. А его свадьба такой быть не могла. он с самого начала сказал родителям, своим и Эрны, что пригласить надо совсем мало гостей и подать им самый простой обед. Чтобы на сэкономленные деньги опять купить стройматериалы. В июне и в июле Франц отговаривался срочной работой. И в самом деле, в июне он был по горло занят — собирался провести на участок воду и электричество. В июле, когда Франц взялся за подвал, он был занят все субботы и воскресенья.

В августе одной работой уже нельзя было отговориться. Тогда он стал ссылаться на Бенду, которого пригласил на свадьбу, но тот был в отпуске. И хотя папаша Винтерляйтнер вообще не хотел, чтобы Франц приглашал своих товарищей из Вены, он принужден был согласиться, поскольку сам намеревался пригласить на свадьбу кучу родственников.