Галина Смирнова - Ледоход и подснежники

«Да, устали, отдохнули чуток, съели по какому-то пирожку и на двух автобусах с пересадкой доехали до Балаклавы. Знаешь, Костик, я такая глупая иногда бываю!

Скажу тебе на ушко:

Я долго думала… думала, «балаклава» – это рыба такая, которая только здесь водится… ой, смеюсь, не могу… которую «шаланды, полные кефали», смеюсь, смеюсь… «в Одессу Костя привозил!»

«Ты долго про «балаклаву-рыбу» думала?»

«Не скажу – секрет».

«Открою тебе страшную тайну: балаклава – это ещё головной убор, закрывающий голову, лоб, лицо и оставляющий только небольшую прорезь для глаз и рта. Фактически одежда спецназа».

«Костик, ты меня не позорь и не говори про страшное. Для меня теперь Балаклава, бухта под Севастополем – красивейшее место на свете, где столько всего интересного! Помнишь, как мы катались на маленьких катерках, которые выходили в открытое море из бухты между двумя высоченными утёсами, а за нами плавали и игрались дельфины. Костик, это было?»

«Было, любимая. А на следующий день поехали в Херсонес. Как нам повезло с экскурсоводом! Без неё было бы не так интересно. Мне нравится твоя фотка, где ты в джинсах, в дурацкой белой шляпе, натянутой до бровей, стоишь в проёме античных дверей, нагло так облокотившись, как ковбой. И под колоколом тоже – шляпу свою держишь в руках, голову подняла, даже рот открыла от удивления».

«Костик, ты меня обидеть хочешь?»

«Я дико скучаю по тебе и детям. Вот иди прямо сейчас и поцелуй их за меня. Иди».

«Иду. Поцеловала. Спят, как ангелочки. Костик, как настроения людей?»

«Маруся, город живёт в привычном режиме, люди заинтересованы в стабильности. Не знаю, когда приеду домой. Скучаю без вас. Если бы ты знала!»

«Я знаю.

На 8 Марта Васенька принёс из детского сада подарок – аппликацию «Нарцисс».

На синей бумаге наклеены пять белых лепестков нарцисса, жёлтая серединка и тоненький стебелёк с двумя зелёными листочками. Повесила на стене, на кухне. Любуюсь.

Анечка скоро пойдёт сама, без поддержки. Надо купить ей на весну ботиночки – ножками топать.

Ой, забыла, у нас же от Васеньки всё осталось».

«Знаешь, какую песню любил мой папа и часто пел?»

«Знаю, «Севастопольский вальс». Мне она тоже нравится. Помнишь?

«Помню, любимая».

«Костик, ты уехал, не попрощавшись с нами.

Понимаю, что срочно, что надо, но это неправильно, не прощаться. Хотя при твоей профессии журналиста всё возможно. А теперь ты стал военным журналистом. Костик, у тебя бронежилет есть? Как я переживаю за тебя!»

«Бронежилет есть, и каска есть. И куртку ношу с надписью «Пресса», но в Украине сейчас это слово скорее приманка. Ты знаешь последние трагические случаи, мои коллеги погибли как герои, выполнив свой долг до конца».

«Я понимаю, Костик. Но будь осторожней, и ещё раз осторожней!

Анечка и Васютка давно спят. Привела их из детского сада, в парк заходили, на качелях катались, потом ужинали. Я кашу пшённую с тыквой сварила, горстку изюма добавила, как ты любишь. Анечка никак не может понять, почему тебя нет и нет, всё спрашивает: «Где папа? Где папа?»

«Сегодня были под Донецком, этой пригородной зоне особенно досталось, везде следы массированной бомбёжки, целые улицы разрушенных, уничтоженных домов, людей нет. Перед одним домом попросил остановить машину, вышел. В проёме двери лежит собака, худющая, грязная, шерсть вся сбилась, позади неё обломки стен, груда кирпичей, осколки, вокруг разбросанные вещи, игрушки, а она – перед дверью… которой нет. Достал бутерброд, положил перед ней, а она отвернулась. Думаю, надо бы воды дать, нашёл миску, налил, выпила.

Тут снова выстрелы, слышу мне кричат: «Уходи!»

Погладил её, она хвостом чуть вильнула на прощание, но с места не сдвинулась, лежит, положив голову на лапы, а в глазах – бездонная, неземная печаль».

«На выходные ездила с детьми на дачу, убралась в саду, собрала оставшиеся яблоки.

Когда ты приедешь, Костик?»

«Город в дыму, минометные очереди, разрывы снарядов, бомб, разрушены дома, детские сады, больницы. Горит школа, мотается на ветру оборванная гирлянда разноцветных флажков, почерневших от огня и дыма».

«В нашем парке золотая осень, листья летят, падают на землю, опускаются на поверхность озера, плывут куда-то, а небо синее-синее, ни облачка. Костик, что ты ешь? У тебя недавно гастрит был. Ты постарайся всё-таки есть почаще и что-то горячее, кашу какую-нибудь, что ли. И лекарства не забывай пить, надеюсь, они у тебя есть. У нас уже прохладно, особенно ночью и по утрам».

«Ненависть.

Она разрастается как чёрный спрут, опутывает сознание, лишает разума.

Вчера: два трупа на улице – парень и девушка, им лет по двадцать, шли куда-то, взявшись за руки. Я плачу об Украине, плачу».

«Костик, два года назад, в мае, мы вместе были в Севастополе и Одессе, а год назад я одна – в Киеве. Помню букеты ландышей в руках женщин на сияющем Крещатике, помню каштаны на Приморском бульваре в Одессе, помню гроздья белой акации у Владимирского собора в Севастополе, помню огромный, цветущий куст жасмина у древних стен Святой Софии в Киеве. Как красива Украина! И как сейчас всё изменилось. Нет сил смотреть новости».

«Сегодня затишье.

Сидят старушки во дворах, улыбаются малыши в колясках, смеются женщины, целуются влюблённые, воркуют голуби, кружатся осенние листья, листопад… Тебе так нравится это слово, а ещё снегопад, звездопад. Скучаю, любимая, по тебе и детям, если бы ты знала, как я скучаю!»

«Как я тоскую по тебе! Анечка и Васютка спят и сопят носиками. Уложила их пораньше, завтра в детском саду праздник, будет утренник и в младшей группе, и в старшей. Анечке завяжу большой белый бант, надену голубое платье с кружевным воротником, белые носочки и туфельки.

Васютке приготовила чёрные брюки, жилетку и белую рубашку, этот костюм мы вместе покупали в «Детском мире», помнишь? Он всё померил и как одел, я ахнула – ну как же он похож на тебя!

А война, Костик, закончится.

Войне нет оправдания, какой бы она ни была.

Недавно прочитала, что тысячу лет назад, во времена раннего христианства все солдаты, пришедшие с войны – освободители и захватчики, победители и побеждённые – все проходили епитимью, они каялись и очищались.

Бог создал людей для любви, а не для убийства друг друга.

Кто-то должен остановиться первым.

Есть слова. И есть Бог-Слово.

Жду тебя, мой единственный!»

«Ваш муж Константин… погиб… выполнив… герой… представлен… примите… скорбим…»

«Костик, я сама напросилась на это новогоднее дежурство.

До обеда было спокойно, но вечер и ночь были напряжёнными, поступали тяжёлые больные, а утром конференции, как обычно, не было, и я вышла из больницы в начале десятого. На улицах ни машин, ни трамваев, автобусов, ни людей. Тишина, сугробы, снег, первое января 2015-го года. Пошла к метро Бауманская не наискосок, дворами, а по маршруту пятидесятого трамвая, прошла мимо рынка, свернула на Бауманскую улицу, потом к Елоховскому Собору. Успела на литургию. Дома в честь праздника надела синее платье, тебе так нравилось, когда я была в нём».