Эндрю Хёрли - Лоуни

Как только Хэнни полностью высох, я стал помогать ему надеть пижаму. Но брат перестал улыбаться. Все его тело стало твердым и неподатливым, и я с большим трудом смог продеть его руки в рукава и застегнуть пуговицы. Я заметил, что Хэнни смотрит поверх меня на темнеющее небо за окном, и тогда мне стало ясно, что не так. Он понял, что мы остаемся здесь, и это ему не понравилось. Он хотел уехать домой.

Я уложил брата в постель и разрешил взять с собой набивного зайца, к которому Хэнни был привязан, надеясь, что он отвлечется от своих мыслей и заснет. Хэнни, прижав зайца к себе, гладил его по ушам, а я отошел от него и сел у окна, стараясь рассмотреть сквозь собственное отражение быстро исчезающее в сумерках море.

В комнате стало вдруг совсем тихо. Грачи замолкли. Вокруг воцарилось безмолвие, и я ощутил тревожность.

Ночь поглощала Лоуни. Я такого нигде больше не видел. Дома, в Лондоне, темнота держалась на расстоянии, съеживаясь за уличными фонарями, прячась за административными зданиями, и ее легко можно было рассеять мгновенной вспышкой света от проходящих поездов метро, пронзившей наш сад. Но здесь все было по-другому.

Здесь нечему было противостоять темноте. Холодная луна была далеко, звезды излучали тусклый свет, такой же тусклый, как и крошечные огоньки от рыбацких лодок далеко в море.

Подобно тени хищной птицы, темнота медленно перемещалась по холму, за «Якорь», по болотам, вдоль берега, через море, пока видимой не осталась только бледно-оранжевая полоска на горизонте — последний свет во всей Англии, уносимый отливом.

Я уже собирался задернуть шторы, когда увидел, как кто-то пересекает дорожку, ведущую к дому, и направляется через поле в сторону того места, где находится «Танк». Минуту спустя появился другой человек с большим рюкзаком, он догнал первого, и я увидел, как оба направились к зеленой изгороди в дальнем конце поля. Фермеры, подумал я, срезают путь к дому. Я пытался увидеть, куда они идут, но стало уже слишком темно, к тому же снова зарядил дождь.

Я услышал, как за моей спиной Хэнни вылез из кровати и принялся скрести пол, проводя ладонью по некрашеной доске и постукивая костяшками пальцев то в одном месте, то в другом.

— Что ты делаешь? — спросил я. — Ты должен быть в постели. Мать будет ругаться, если увидит, что ты не спишь.

Брат показал на пол.

— И что там?

Он снова показал на пол.

— Нет, Хэнни, ты не пойдешь вниз.

Брат улыбнулся и потянул меня за рукав, так что я вынужден был, как и он, опуститься на колени рядом с изъеденным молью розовым ковриком, лежащим посреди комнаты.

Хэнни перевернул коврик. Под ним в половице я увидел дырку от сучка, проткнутую насквозь. Туда мы когда-то прятали всякие вещички, которые хотели скрыть от Материных глаз. Я совершенно забыл о тайнике.

— Можешь открыть? — спросил я, и Хэнни просунул палец в дыру и приподнял половицу.

Соседние доски заскрипели, но эта половица легко поддалась, и Хэнни переместился к отверстию и заглянул в темноту.

— Залезь туда рукой, Хэнни, — попросил я и показал жестом, что нужно делать.

Хэнни засунул руку в нишу под полом и пошарил там. Из тайника были извлечены заржавленный перочинный ножик, совершенно тупой, порнографические картинки Билли Таппера, которые он сунул мне в руку в тот день, когда мы встретили его на автобусной остановке, пяток крысиных чучел, которые Хэнни, глазом не моргнув, вытащил и сложил в кучку.

Он мог теперь протянуть руку дальше, чем тогда, когда мы были здесь в прошлый раз. Пошарив еще, брат вытянул кожаный ремешок. Хэнни потянул за него, и мы услышали, как что-то крупное стукнулось в половицы снизу.

M1Garand [7] Американская самозарядная винтовка времен Второй мировой войны. — вот что выудил Хэнни. Из «Коммандо» я помню, что все янки стреляли из этой винтовки во время войны. Пули в обойме вставляются в магазин, и, когда все патроны использованы, обойма вылетает с громким щелчком — совершенно лишний сигнал для врага, говорящий о том, что вы остались без боеприпасов. Однако это был единственный недостаток винтовки. Она может пробить пулей ствол дуба.

Защищенный покрывалом, в которое была завернута винтовка, светло-коричневый деревянный приклад по-прежнему блестел, напоминая прочными полированными изгибами мускул ноги скаковой лошади. Прицел, прикрепленный сверху, выглядел так, будто винтовка была способна выстрелить дальше, чем на тысячу ярдов.

Бог знает, откуда чучельник взял ее.

Я протер ствол рукавом, и мы принялись по очереди передавать винтовку друг другу, просто чтобы подержать. Затем, не зная, что делать дальше, положили ее на кровать и уставились на нее.

— Она наша теперь, — сказал я. — Она принадлежит тебе и мне. Но ты не должен касаться ее без меня. Договорились?

Хэнни смотрел на меня и улыбался.

И тут раздался стук в дверь. Я быстро прикрыл винтовку одеялом и сел сверху.

Это был отец Бернард.

— Как дела, ребята? — поинтересовался он, заглядывая в дверь. — Все в порядке, устроились?

— Да, преподобный отец.

— Не возражаете, если я зайду?

— Нет, преподобный отец.

Отец Бернард зашел в комнату и закрыл за собой дверь. На нем не было этого его воротника-ошейника, рукава рубашки он закатал до локтя, обнажив похожие на свиные голяшки руки, оказавшиеся на удивление безволосыми.

— Давайте поиграем полчасика в джин-рамми, — предложил он.

Я беспокойно ерзал по кровати — винтовка врезалась мне в зад. До меня дошло, что я понятия не имею, заряжена она или нет, и, возможно, что, сидя таким образом на ней, я мог ненароком нажать на курок и прострелить отцу Бернарду коленные чашечки.

— Не знаю, как вы, мальчики, — продолжал преподобный отец, усевшись на табуретку, которую он вытащил из-под раковины, — а я совсем не устал.

Устроившись, отец Бернард вытащил из нагрудного кармана колоду карт и протянул мне, одновременно убирая «Жизнь святых» с ночного столика, чтобы освободить место.

— Сдавай, Тонто, — сказал он.

— Да, преподобный отец.

Отец Бернард отер рукавом рот, и мы начали играть, поначалу молча, но вскоре священник уже начал рассказывать о ферме, где вырос, и тогда я смог наконец немного расслабиться.

По всему судя, это был довольно жалкий домишко на острове Ратлин, бесплодном скалистом островке, о котором я никогда не слышал, где-то между графством Антрим и мысом Малл-оф-Кинтайр. На нем во множестве водились кайры, буревестники и гагарки. Туманы и болота. Безбрежное серое море. Такое место нетрудно было себе представить.

Единственное, что заслуживает упоминания, это что именно здесь паук предположительно подстрекал Роберта Брюса поколотить англичан [8] Согласно шотландскому преданию, в 1305 г. Роберт Брюс был вынужден бежать от захвативших Шотландию англичан и укрылся на маленьком о. Ратлин близ побережья Ирландии. Многие его сторонники на родине уже считали Брюса погибшим, а его дело безнадежно проигранным. И вот однажды, лежа на скамье в своем жилище на о. Ратлин, Брюс обратил внимание на паука, который раз за разом безуспешно пытался закрепить свою паутину на потолочной балке. Когда сорвалась его шестая попытка, Брюс сказал пауку: «Посмотрим, что ты будешь делать сейчас. Я тоже шесть раз пытался стать королем и все время терпел неудачу». Паук предпринял седьмую попытку, и она оказалась успешной. Вскоре после того Брюс покинул островок и высадился в Шотландии. Восстание вспыхнуло с новой силой, и с той поры удача уже не изменяла Брюсу вплоть до окончательного восстановления независимости Шотландии. , на что англичане ответили, вырезав МакДоннелов. Даже детей. Наверняка пятна крови все еще можно отыскать на скалах, так как море отказывалось их смывать.