Эндрю Хёрли - Лоуни

Сложив ладони козырьком, он всматривался внутрь и вдруг резко отпрянул, потерял равновесие и забавно поскользнулся. Одна нога была вытянута, другая согнута, так что он медленно, но неизбежно перекатился на спину. Туфли выпали из руки и укатились.

Леонард поднялся, посмотрел по сторонам, не видел ли кто его падение, извернулся, чтобы отряхнуть песок со спины, и, прихрамывая, направился к подножию дюн в поисках своих туфель. Одну он обнаружил в куче бурых водорослей и остановился прямо под нами, чтобы надеть ее.

Лора, услышав его непроизвольный крик, направилась к нему.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Там черт знает сколько крыс. — Леонард кивнул в сторону дота.

Лора улыбнулась и достала пачку сигарет.

— В таких местах неудивительно, — сказала она, закуривая.

Леонард бросил на нее взгляд исподлобья. Лора отошла в сторону, подобрала другой его ботинок, перевернула, чтобы дать струйке песка высыпаться, и отдала Леонарду. Он сунул ногу в ботинок и снова наклонился, чтобы что-то подобрать. Это были часы Хэнни. Он счистил песок, потряс их, приложил к уху и сунул часы в карман.

Я повернулся к Хэнни, чтобы сказать ему об этом, но он смотрел мимо меня туда, где в кресле-каталке сидела девочка.

Раненая чайка перестала кричать и, сделав несколько нерешительных скачков, приблизилась к протянутой руке девочки. Когда птица оказалась совсем рядом, она наклонила головку и ущипнула клювом веточку, которую девочка держала в руке, при этом ее сломанное крыло раскрылось, как веер. Птица снова приблизилась за второй порцией еды и на этот раз осталась. Девочка погладила ее по шейке, коснулась перьев. Птица смотрела на нее некоторое время, потом беззвучно снялась, поднялась в воздух и улетела, чтобы присоединиться к стае, кружащей под облаками.

Весна пришла в Лоуни. День за днем с моря наплывали гигантские завесы дождя, обволакивали густыми парами Стылый Курган и двигались далее в глубь суши, чтобы насквозь пропитать водой пастбища. Песчаный берег превратился в бурое месиво, дюны разрушались и местами полностью обвалились, так что морская и болотная вода сливались вместе, образуя обширные озера, колеблемые остовами вывороченных деревьев и ярко-красными волокнами каррагена [14] Карраген, или ирландский мох, — вид съедобных водорослей. , сорванного с морского дна.

Хуже времени не придумаешь: целыми днями туман и проливной дождь. Крыша «Якоря» протекала, воздух был постоянно наполнен сыростью. Ходить было некуда, делать нечего, оставалось только сидеть и ждать, когда погода улучшится. Это бдение у оконной ниши в гостиной, когда ничего другого не видишь, кроме воды, стекающей по дорожкам, и слышишь только, как кричат грачи в деревьях, наполняло меня таким сильным ощущением бессмысленности всего происходящего, что я не могу его забыть вплоть до сегодняшнего дня.

Я еще ничего не рассказывал доктору Бакстеру о «Якоре» или Лоуни, но он говорит, что может распознать во мне накопившуюся с давних пор негативность — это его слово — и что я должен постараться от нее избавиться.

Я сказал ему, что для меня, как сотрудника музея, копание в прошлом вообще является профессиональным заболеванием, а он засмеялся и сделал запись у себя в планшете. Я, кажется, ничего не могу сделать или сказать без того, чтобы он не сделал об этом запись. Будто я какой подопытный кролик, черт побери!

Поскольку все сидели дома, в «Якоре» стала все больше ощущаться нехватка места, и в ожидании перемены погоды народ разбредался из гостиной в поисках хоть какого-нибудь личного пространства. Мать, мистер и миссис Белдербосс, отколовшись от других, занялись исследованием дома в надежде откопать какие-то приличные столовые приборы взамен той потемневшей утвари гигантского размера, которой мы до сих пор были вынуждены пользоваться. Родитель отправился в кабинет — старая мебель там была декорирована в стиле росемалинг [15] Норвежская традиционная декоративная цветочная роспись по дереву. , и он хотел на нее взглянуть. Мисс Банс и Дэвид сидели порознь на оттоманке и читали. Хэнни наверху рисовал девочку, увиденную им в Лоуни. Девочку и чайку со сломанным крылом.

И только отец Бернард рискнул выйти наружу — взяв с собой Монро, он отправился на длительную прогулку, с которой возвратился уже ближе к вечеру.

Я на кухне заваривал чай для Хэнни, когда священник, насквозь промокший, вошел в дверь. Вода лила с него ручьями. Он снял кепку и выжал ее на ступеньках. Монро сел неподалеку, смаргивая дождевую воду и тяжело дыша.

— А я-то думал, что милостивый Господь обещал не затапливать больше мир, — провозгласил отец Бернард, вешая пальто с обратной стороны двери. — Надеюсь, ты уже начал строить ковчег, Тонто.

Он взъерошил пальцами волосы и указал Монро на угол, где на полу было постелено старое одеяло.

— Твоя мать, я вижу, много работает, — сказал отец Бернард, вытирая руки и направляясь к плите, где Мать поставила тушиться какое-то блюдо.

Он поднял крышку, и лицо его покрылось капельками влаги.

— Храни нас Господь, — сказал он. — К счастью, у меня железная воля, иначе я бы уже орудовал ложкой, так что ты бы и глазом не успел моргнуть.

Появилась Мать и закрыла за собой дверь.

Отец Бернард снова накрыл крышкой кастрюлю и улыбнулся:

— Благослови вас Бог, миссис Смит. Мой старый учитель в семинарии всегда говорил, что накормить священника — это лучший способ восхвалить Господа. Представьте, я даже не уверен, на чьей вы стороне, если подвергаете меня такому искушению.

Мать сложила руки на груди:

— Мы задавали себе вопрос, преподобный отец, знаете ли вы что-нибудь о мероприятиях в дождливые дни.

Улыбка на лице отца Бернарда померкла.

— Вряд ли.

— Когда слишком дождливо, чтобы куда-то идти, — сказала Мать, — отец Уилфрид любил собирать всех вместе на молитву в десять, в полдень и в четыре часа. Нужен строгий распорядок дня. Иначе все тут же начинают отвлекаться. Удивительное дело, что голодание может творить с людьми. Обеты нарушаются. Отец Уилфрид всегда убеждался, что мы верны той жертве, которую принесли во имя той, величайшей.

— Я понял, — сказал отец Бернард.

Мать посмотрела на часы.

— Уже почти четыре, преподобный отец, — продолжала она. — Еще есть время. Если только это не отвлечет вас от других необходимых дел.

Священник бросил на нее быстрый взгляд.

— Нисколько, все в порядке, — ответил он и вышел, чтобы обсушиться и переодеть брюки.

Мать в ожидании созвала всех в гостиную.

— Не надо торопиться, — говорила миссис Белдербосс, когда я открыл дверь, чтобы войти. — Он делает все, от него зависящее.