Александр Семёнов - Опус номер девять ля мажор. Часть 2. Жизнь как музыка и танец

Ксения уже могла без ошибки спеть две первые строки, уже научилась, не глотая окончаний, бросать два слога на одну ноту, когда раздался звонок в домофон. Рома явился минут через сорок после телефонного разговора, мокрый, тяжело дышащий и довольный. Встречался с бывшим одноклассником возле метро «Проспект Ветеранов», – объяснил он, – привёз ему сборник сочинений. Ну, а раз оказался недалеко, то и спросил разрешения зайти.

– Что за сборник? – тут же заинтересовалась Ксения.

– Так… по русской классике, – ответил Рома, не сводя глаз с её пижамной куртки в нежных цветах акации, вишни и ещё каких-то белых, совсем невесомых. Кажется, он понял, что Ксения хотела сказать своим нарядом… От Оли не ускользнуло разочарование, мелькнувшее в Ромином взгляде вопреки улыбке и чуть нарочитой суетливости движений. Ну, что же. На то она и хозяйка, чтобы сглаживать углы. Пусть поговорят без неё.

Оля ушла на кухню подогревать чайник, между делом ещё обменялась сообщениями с Андреем, а когда вернулась в кабинет, поняла, что разговор не клеится. Ксения сидела на диване, подвернув под себя ногу, Рома – на стуле, боком к столу, на котором спал так и не включенный этим вечером компьютер.

– Давайте поиграем, – сказала Оля. – Рома, как у тебя с английским?

– Not a bad, – ответил Рома, – в общем, так себе.

И Оля уже по-английски объяснила, что на курсах часто делает так: показывает ученику картинку с каким-либо предметом, ученик его описывает, не прибегая к русским словам, а все остальные стараются определить, что же изображено на таинственной картинке. Рома и Ксения понимающе кивнули. Не теряя времени, Оля вынула из ящика стола десяток фотографий, наклеенных на листы картона, и отдала верхний лист Роме. Тот посмотрел и старательно, чуть путанно, но в целом верно сказал, что это ездит по железной дороге из города в город.

– A train! – радостно отозвалась Ксения.

Тут из кухни раздался нетерпеливый свист, и Оля, захватив оставшиеся картонки, убежала заваривать новый чай. Вернувшись, отдала Ксении фотографию пышных, круто загнутых вверх усов. Ксения вгляделась, убрала свободную руку за спину, чтобы даже невольным жестом не выдать секрет, и произнесла:

– They grow on the face of men only.

– It grows, – поправила Оля. Правда, так можно было подумать и на бороду… Но внимательный Рома учёл Ксюшину оговорку, на мгновение скосил глаза к носу, под которым рос едва заметный светлый пух, призадумался, вспоминая слово, и, наконец, произнёс:

– Mushrooms.

Девушки, заранее уверенные в правильности ответа, кивнули и лишь через несколько секунд переглянулись и уставились на его лицо. Оля улыбнулась, а Ксения, схватившись за живот, рухнула там, где сидела.

– M…mushrooms… – выдавила она и долго больше не могла произнести ни слова.

– Mustache, mustache! Я имел в виду mustache, – исправился Рома, но она не слышала. Ксения хохотала не громко, всеми силами показывая, как ей смешно, – она задыхалась на диване, честно пытаясь унять себя, издавала какой-то писк, едва слышное мяуканье, ненадолго затихала и вздрагивала молча, но смех распирал её, надувал щёки и, наконец, прорывался наружу совсем уже неразборчивыми всхлипами. Такой смех был не обиден или почти не обиден, и Рома сам глядел на неё всё веселее. Ксения немного успокоилась, села, утирая рукавом глаза, но, стоило завидеть Рому, как она вновь обрушилась на диван.

– Уймись, милое дитя, – сказала Оля, сама едва сдерживаясь. Ксения только сильнее затряслась. Оля провела пальцами по её боку – Ксения громче всхлипнула и дёрнула локтем. Оля провела ещё раз и взглядом разрешила сделать то же самое Роме: пользуйся случаем, всё равно она не поймёт, кто это. Рома тронул вначале робко, затем чуть смелее, но всё равно лишь одной рукой, готовый в любой миг отдёрнуть её, точно Ксения могла здесь же, на диване, обернуться драконом. Оля не знала, к чему это всё приведёт: сблизит ли ребят или, наоборот, усилит отчуждение. Оказалось, не привело ни к чему. Ксения вновь села, ещё раз прыснула, сказав: «Не будешь умываться – вырастут», – и стала прежней, для Ромы чуть насмешливой и прохладной. Оля принесла чай, затем они ещё поговорили о чём-то малозначащем, и Рома засобирался домой, сказав, что завтра у него конкурс.

– Придёшь посмотреть, Ксюш? – спросил он.

– Приду, когда «Фонтан» будет проводить, – обещала Ксения, – а вам желаю победы.

– Всё-таки нехорошо вышло, – сказала она, оставшись с Олей вдвоём. – Обиделся, наверное. Но что я могу поделать… Эти грибы меня чуть не убили. – Ксения с трудом удержала новый приступ смеха. – Как представлю рожицу в подберёзовиках. Или опятах…

– Ты действительно эти грибы вообразила? – спросила Оля. – О неиспорченная душа. Но продолжать не буду, а то не знаю, какие идеи тебе подам.

– А ты пробовала такие грибы?

– Нет, такие никогда, – ответила Оля.

– А что-нибудь курила?

– Пробовала один раз, не понравилось. И однажды оказалась в компании, где варили коноплю в молоке. Мерзкая зелёная жижа.

– Смешная?

– Ты сегодня угорала круче. Давай наконец посмотрим Розенкранца.

Они посмотрели фильм: Оля, наверное, в десятый раз, но с не меньшим интересом, чем впервые, несколько лет назад. И Ксения увлеклась, особенно узнав в одном из актёров того самого, что играл в «Пятом элементе», только здесь он был моложе и гораздо интереснее. Она даже вынула из кошелька монету, подбросила: действительно орёл. И ещё раз орёл! И ещё… Решка.

– Не вышло из меня Крузенштерна, – сказала она, вздохнув.

Фильм закончился глубокой ночью, но Ксения всё не хотела спать.

– Мы в четверг с Наташкой, Лизой, ты их видела на дне рождения, и ещё одной девочкой вздумали помериться силой, – вспомнила она. – Маленький турнир по армрестлингу на перемене. И что-то я их всех завалила, как детей, даже не напряглась. Только удивилась. А потом ещё одного парня, а Петя со мной бороться не стал. Оль… – сказала она, взглядом выражая и робость, и вместе с ней готовность прыгнуть в самый глубокий омут, – я хочу узнать, чего на самом деле стою. Давай с тобой попробуем! Только не поддавайся, ладно?

– Да я легко могу поддаться, – улыбнулась Оля. – Я в этом отношении абсолютно не гордая. Ещё в школе объелась соревнованиями, очень редко хочу кого-то победить.

– Захоти сейчас, Оль! Вот ни малейшей уступки, давай в полную силу. Пожалуйста…

– Ладно, – согласилась Оля, – давай.

Они легли голова к голове на пол, застеленный бежевым ковром с изображением разбросанных книг и журналов, установили руки в позицию для борьбы прямо на «Войне и мире».

– А лапка у тебя длиннее, – сказала Оля, – сантиметра на три, пожалуй… Считай до трёх. На счёт три сразу дави.