Пол Теру - Чикагская петля

— Не боишься пожалеть о том, что ты сказала?

— Сделай так, чтобы я пожалела.

Непрерывная цепочка кондиционеров на фасаде отеля, казалось, старалась перекричать эту ночь. Паркер слышал этот гул и удивлялся, почему у него все равно потеют руки. Он сел и замолчал, погрузившись в раздумья. Но как он ни старался, не мог придумать, что сказать.

— Раздевайся медленно, но не снимай туфли. Не садись. Не снимай украшения. Мне нравятся и бусы, и браслеты, и серьги.

Она стянула перчатки, а потом выскользнула из платья. У нее были длинные темные волосы со светлыми прядками и перышками цвета баклажана. Волосы струились сбоку, когда она изогнулась, чтобы расстегнуть лифчик. Она отбросила его в сторону и начала обеими руками стягивать трусики. Спустив их до колен, она переступила через них. И так стояла перед ним, совсем без одежды, в туфлях на высоком каблуке, и ее украшения переливались в цвете лампы около зеркала.

— Приказывай, — прошептала Вивьен.

У него снова пересохли губы, и он слегка вздрогнул.

— Я не пошевелюсь, — проговорил он. Хорошо, что она не совсем рядом и не чувствует, как он дрожит. — Я буду сидеть здесь. Я хочу видеть, как ты мастурбируешь. И не спеши.

Вивьен постояла в нерешительности и только потом оглядела комнату странным взглядом. Вдруг она сжала свои груди и застонала, увидев свое отражение в зеркале. Она начала массировать себя между ног, потом раздвинула их и выгнулась в спине. Вивьен гладила себя всю, работая обеми руками, до кончиков пальцев.

Паркеру было любопытно, как она делает это, не отрываясь от своего отражения в зеркале, будто его и вовсе не было в комнате. Вивьен действительно словно забыла о нем, и это доставляло ему особое удовольствие. Ему нравилось смотреть, как она щекочет и ласкает себя кончиками пальцев. Сначала казалось, что она растягивает удовольствие, будто находясь на сцене, но потом она ускорила свои движения, словно погрузившись в этот процесс с головой и не контролируя себя. Вивьен еле дышала, ее руки и ноги были напряжены. Она издала громкий стон чрезвычайного удовольствия, потом упала на колени и обессилено опустила голову. Она кончила.

После некоторой паузы, когда ее дыхание восстановилось, Вивьен на четвереньках подползла к нему. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы у Паркера пропало желание. Когда она дотронулась до него, он не испытал ничего, кроме страха.

— Позволь мне попробовать, — умоляла она. — Я знаю как.

Он смущенно встал и посмотрел на нее, скорченную у его ног.

— Что с тобой?

— Ничего, — отрезал он дрожащим от страха голосом. — Я не хочу.

Она снова потянулась к нему.

— Не надо! — скомандовал Паркер, но это был чуть ли не крик о помощи.

Женщина встала и посмотрела на него с безграничным сожалением. Она обняла его, сцепила руки у него за спиной, прижалась к нему. Вивьен была нежна, ее тело было таким горячим…

— Не волнуйся, не думай об этом.

Она сняла бусы и завернулась в полотенце.

— Позвоню няне, — сказала она и стала набирать номер, сидя на краю кровати.

Паркер почувствовал себя маленьким и жалким в этом большом кресле.

«Это Барбара, — услышал он. — У вас все в порядке?»

Затем Паркер услышал странный звук и содрогнулся от отвращения, поняв, что Барбара просто чесала голову ключом от номера.

— Поите его хорошенько — эта чертова жара!

Она повернулась к Паркеру, все еще говоря по телефону.

— Мы будем не очень поздно — самое позднее в час.

— В двенадцать, — констатировал он. — Мне надо писать отчет.

— В двенадцать, — эхом повторила Барбара. Она положила трубку, подошла к Паркеру и поцеловала его. — Как я тебе, милый?

— Отлично! — сказал он. Но это было просто пустое слово, сказанное «на автомате». Он даже не посмотрел на нее. Словно все происходившее не имело к нему никакого отношения.

— Я так хочу есть! — сказала Барбара и стала изучать меню блюд с доставкой в номер, а потом набрала номер ресепшна.

Паркер слушал все это отрешенно, но в этом кресле он чувствовал себя словно на верхушке холма. Под ним будто сверкала долина, сбегавшая до черного озера, поблескивавшего мелкой рябью волн.

— Горячую пасту и жареный сыр, — говорила Барбара в трубку телефона. — Капустный салат. Картофель по-французски и кофе с двойным сахаром.

— Закажи еще одну порцию для меня, — сказал Паркер.

Он пытался писать свой доклад о том, как заполучить этот «магазинчик сладостей», но это не помогло. Это только пробудило в нем ненависть к своей работе и к себе за то, что он этим занимается. Паркер точно знал, что именно упустил, а что представил в искаженном свете. Слова, которые он не осмелился использовать, так и остались всего лишь мыслями. Постепенно все мысли вытеснила одна единственная.

Он снова и снова вспоминал женщину в красном восточном костюме, привязанную к стулу. Она то улыбалась, то сопротивлялась. Ее огромные глаза закричали, когда он зажал ей рот. Он чувствовал жар и запах ее разгоряченного тела, а потом весь обуявший ее ужас. Потом образ стал слишком расплывчатым, и Паркер решил немного встряхнуться. И все же он понимал — это не дотягивало до сострадания, но было очень печально.

Паркер так и не мог подобрать подходящего слова. Ему даже порой казалось, что это ему всего лишь приснилось. Он помнил, что это было в тот день, когда его чуть ли не раскатал автобус, когда он должен был умереть, но не умер.

Кому это было интересно? Точно, ему просто приснилось. И в любом случае он ее точно не насиловал. Это какая-то ошибка. Возможно, он просто выдумал себе все это, и сейчас мог стереть этот образ из памяти. Но где же тогда правда? Он не успокоится, пока не узнает все факты.

Он начал читать газеты. В «Трибьюне» не было ничего интересного, но в «Санди Таймз» была маленькая статья с заголовком «ВОЛЬФМАНА ВСЕ ЕЩЕ ИЩУТ ПО ПОДОЗРЕНИЮ В УБИЙСТВЕ», рассказывающая о «жестоком убийстве на Сауссайд». А Вольфман — это он? Паркер продолжил читать газеты, надеясь, что этот Вольфман все же совершил другое преступление, ведь это доказало бы ЕГО невиновность. Он стал слушать радио, смотреть телевизор, прислушиваться к сплетням в поезде, но ни одна из жестоких историй не успокаивала его в этом городе. И все, что он читал или слышал, не шло ни в какое сравнение с тем, что сделал Вольфман.

Паркер пробовал писать больше отчетов, но и это не помогало. Это лишь разжигало в нем беспокойство и страх. А потом он вдруг обнаружил, что ему нечего делать, и не было никакого желания сидеть за рабочим столом, и от этого у него проснулся зверский аппетит. Держаться в рамках его обычной строгой диеты стало совсем невыносимо. Еда, которую он заказал себе в номер в «Блэкстоун», положила начало его новым пристрастиям в пище. То, к чему он не притрагивался годами, уминал теперь за обе щеки. Он ел яичницу (с желтками!) с беконом и промасленными тостами с большими кусками ветчины. Он пил молоко и ел хот-доги один за другим с кислой капустой в лаваше. Паркер снова начал покупать китайскую еду в самом занюханном магазине на Саус Вентворс. Отличное место! Его часто тошнило, его просто выворачивало наизнанку за углом парковки, где оправляются все, кому не лень. Это было ужасно, но так его беспокойство немного угасало. Он заказывал вторые блюда, пироги, ел огромные порции мороженого с несколькими соусами сразу. И он знал, что дольки ананаса только вынули из большой консервной банки. Не важно! Еда стала его утешением. И кто же это сказал ему: «Я люблю китайскую кухню: хлюп-чавк, чавк-хлюп!»