Юрий Луговской - Черное солнце

Погода была летняя, теплая, и он отпустил водителя на Ленинградском проспекте, чтобы немного пройтись по улице. Он специально испытывал свою психику. Нельзя замыкаться в своем психозе. Если его подозрения не напрасны, то скорее всего, надо признаться честно, его все равно убьют. Недавно крупного рекламного предпринимателя даже в бронированной машине на Ленинском проспекте взорвали. Среди бела дня. И его убьют, если серьезные люди решили твердо. А может быть, и так: попугают, доведут до панического страха, а потом выставят свои условия. И правда, Сергею тут же полегчало от этой мысли, ведь ему даже не сообщили, в чем он провинился, что от него хотят. Разве так убивают? Или он кому-то переступил дорогу? Нет. Последнее время ничем таким он не занимался. Разве что немного последил за связями итальянцев. Но вряд ли настолько, что за это будут ликвидировать. Так вот следовал он цепочке рассуждений (работали защитные механизмы психики, оберегающие Сергея от того, чтобы он не сошел с ума от все возрастающей с каждым днем мании преследования), значит, реальной опасности пока нет. А если ее нет, надо прекращать поддаваться панике и жить обычной жизнью, ни от кого не прятаться и спокойно ходить по улице. Сергей облегченно глубоко вздохнул, достал сигарету и с удовольствием закурил. Разгар лета, а он даже не видит ничего кругом. Несколько лет уже никуда не выбирался. Может, махнуть куда-нибудь? Сменить обстановку? А что, неплохая идея.

Он вставил карточку в щель на входных воротах, загорелась зеленая лампочка, толкнул дверь и вошел в пустой двор. Подошел к своему подъезду, поднялся по ступенькам.

Дыхание перехватило. Кровь ударила в голову, сердце забилось так, что громко стучало в висках. Сергей почувствовал приступ тошноты. Перед его дверью стояла блестящая красная туфелька. Инстинкт самосохранения сработал мгновенно. Он отшвырнул ее ногой, в долю секунды рванул дверь, пробежал мимо сторожа, сидящего в своей стеклянной комнатке, не поздоровавшись с ним, чем очень удивил старика, и бросился к лифту. Сердце билось еще чаще. В горле пересохло. Наконец он доехал до своего этажа, казалось, что этот путь продолжался, как минимум, час. Он вышел, оглядываясь, из лифта, подошел к двери, открыл, вошел, закрыл на все замки и прямо в ботинках прошел на кухню. Из холодильника взял бутылку пива, открыл и жадно выпил всю.

Немного полегчало. Но вспомнил о туфельке, и ему опять стало нехорошо. Почему его не могли убить сразу, когда он подошел к двери? Почему надо было привлекать внимание туфелькой? Что это — фирменный знак убийцы? А может быть, для того, чтобы не было промаха? Если бы я наклонился за ней, то тогда бы у убийцы было бы больше времени. Почему я не наклонился? В другое время обязательно посмотрел бы, что это за золушка ее потеряла. А не наклонился я потому, что со всех сторон ждал опасности и расценил туфельку как ее знак. Что теперь делать? Спать я не смогу. Выходить страшно. К тому же всего трясет. Он вытянул руку. Ладонь тряслась, как у старого алкоголика. Сергей встал, осторожно подошел к окну. Во дворе никого. Да и кто там может быть, если во двор у них никого посторонних не пускают, только по приглашению или специальному разрешению?

Он прошел в свою комнату. Включил телевизор. Показывали очередное реалити-шоу. Он вспомнил, что продюсер этого шоу должен ему крупную сумму денег и прошли все сроки. Может, это он, чтобы не отдавать долг? Нет, не похоже на него. Продюсер знал, что со мной всегда можно договориться, если он раскрутит какой-нибудь мой проект. Что же это со мной? Надо позвонить Павлу. Пусть приедет, приведет меня в чувство. Я, как на наркотик, подсел на своего психолога, усмехнулся про себя Сергей. А еще считал себя сильной личностью. Куда, спрашивается, делась вся моя сила? Это издержки профессии, ко всему надо быть готовым. Но ничего, для того и психологи, чтобы помогали нам. Он позвонил. Дома психолога не было. Он позвонил на мобильный.

Павел нисколько не удивился его просьбе и согласился приехать. Оказывается, он как раз находился неподалеку от его дома, у брата, на улице Алабяна. Сейчас приедет. Пусть Сергей не волнуется, все будет хорошо. Еще бы, он платит ему такие деньги, подумал Сергей, лег на диван и закрыл глаза. Но тут же открыл их — перед глазами опять встала красная туфелька. Да это просто белая горячка какая-то, подумал Сергей и пошел на кухню взять еще пива. Приедет психолог — надо с ним будет выпить чего-нибудь покрепче. Виски? Или коньяк? Это уж пусть решает Павел.

Да, плохи дела у моего бизнесмена, думал Павел, подходя к его дому. Депрессия, переходящая постепенно в манию преследования. Впору уж обращаться не к психологу, а к психиатру и начинать принимать антидепрессанты. Значит, вся его экзистенциальная психология на таких, как Сергей, не распространяется? Или это просто он, Павел, плохой психолог?

А вдруг за ним на самом деле следят и хотят его убить? Опыт у Кудрявцева в этих делах большой, и интуиция тоже имеется. В его мире убить человека ничего не стоит, он сам рассказывал Павлу немало таких историй. И все его подозрения вполне могут иметь под собой реальную почву. Он сейчас его успокоит, как может, реабилитирует, внушит ему, что все хорошо и это просто последствия его больной психики и больные фантазии, а завтра узнает, что бизнесмен Сергей Кудрявцев убит в своем подъезде или в своей машине по дороге на работу.

С такими мыслями он подходил к воротам элитного дома, как вдруг ему навстречу раскрылась дверь, и он нос к носу столкнулся с девушкой. Павел невольно опустил взгляд на ее длинные стройные загорелые ноги и сам себе удивился, что в первую очередь посмотрел человеку не в глаза. А опустил он взгляд потому, что юбка на девушке была чисто символической. Она едва прикрывала трусы. Ниже было самое интересное — девушка была босиком. Что это — новая мода? Или ее выгнали капризные клиенты прямо так, без обуви, за то, что не ублажила их? Майка, надетая на голое тело, открытый смуглый живот, пупок, большая красивая грудь. Понятно, девушка по вызову. К тому же в этот двор просто так не пройдешь.

Павел все-таки поднял голову. И опять не посмотрел в глаза. Волосы. Его удивили волосы. Он рассчитывал увидеть брюнетку, почему-то ему так представилось, тело было смуглым, как будто не от загара, а от природы. Но перед ним стояла блондинка. Крашеная? Или это парик?

Он стоял, не давая ей пройти. Теперь он смотрел ей в глаза. Тревожный взгляд черных больших глаз. Сначала направленный ему в глаза, потом куда-то вдаль. Павел извинился и дал девушке пройти. Посмотрел ей вслед. Она шла босиком, не оглядываясь, как будто всю жизнь ходила так по Москве, и это было для нее вполне привычно. Затем исчезла за поворотом.