Любош Юрик - И придут наши дети

Напорный бак ремонтировали уже дважды; и сегодня директор принял решение провести так называемый генеральный ремонт. Но это очень рискованно. Бак находится под высоким давлением, а металл уже износился. Однако его замена не предусмотрена сметой, так что придется ему еще послужить какое-то время. Заместитель пожал плечами: ну что ж, он предупредил об опасности! В конце концов, за комбинат отвечает Матлоха!

Когда он осматривал оборудование в цехе перегонки, он обратил внимание, что по трубопроводу, извиваясь, от одного угла до другого тянулась трещина. Он тут же подумал, что надо остановить производство и заменить лопнувшую трубу, и направился, было, к административному зданию, но остановился на полпути. Приказ директора был однозначен: отремонтировать бак и оборудование. Отремонтировать, а не заменить!

Чинить так чинить, подумал он со злорадным удовлетворением, очень надо связываться с Матлохой! Все это ни к чему, раз директор что-то решил, он нипочем своего мнения не изменит. И ему опять вспомнился этот раздраженный голос: «Не учите меня!»

Хабер развернулся на каблуках и направился в слесарную мастерскую. Мастера там не было, он пошел добывать какие-то материалы, двое рабочих возились со сгоревшим трансформатором. Он приказал им все бросить и тут же идти ремонтировать лопнувший трубопровод. Они ответили вежливо, но непреклонно, что им надо закончить работу с трансформатором, поскольку его ждут в лаборатории, а трубу они осмотрят завтра, и для этого первый цех должен на время приостановить работу. И кроме всего прочего, им потребуется для работы еще пять-шесть человек.

Хаберу не хотелось переругиваться с ними, он просто принял это к сведению и ушел в свой кабинет, рассеянно бурча что-то под нос.

Инженер Хутира сразу же после совещания встретился с Мартином Добиашем в коридоре возле конструкторского бюро. Камера обжига, или топка, как ее называли, совершенно не справлялась со сжиганием отходов от перегонки и работала все время с перегрузкой. Она находилась в ведении Хутиры. Молодой Хутира, фамильярно подхватив Добиаша под ручку, оттащил его в сторонку. Убедившись, что их никто не слышит, он попросил Мартина, чтобы тот дал ему на субботу и воскресенье надежных людей для сжигания отходов. Он сам не может никак остаться на выходные на комбинате, и Матько, конечно же, должен его понять. Ведь Матько, мол, знает, что он начал строить собственный дом и как раз на субботу и воскресенье пригласил мастеров. «Ты не знаешь, Матько, как нынче трудно с мастерами: наймешь их с грехом пополам, потом вари им обед, угощай водкой и пивом, доставай сам все материалы, короче говоря, сам на них вкалывай! Ты только пойми, что теперь, когда я с ними уже договорился, отменить ничего невозможно, в следующий раз они просто наплюют на меня! Ну неужели нельзя устроить так, чтобы топка и без меня работала как следует?! В конце концов, это дело простое, ну что там может случиться? Когда тебе понадобится, я тебя тоже выручу!..»

Добиаш в растерянности ворошил волосы на голове. Он ответил, что попробует что-нибудь придумать и даст Хутире об этом знать. Потом он пошел собирать людей для авральных работ. Он был недоволен. Его злили несправедливые упреки директора, ему не нравилось наплевательское отношение Хутиры к своим обязанностям, ему многие вещи на комбинате были не по душе.

Он вышел во двор и тут же увидел, что черные тучи сгустились и приближаются к Буковой. «Кажется, будет приличная гроза», — подумал он.

Главный редактор «Форума» Михал Порубан уселся на стул, положил руки на стол, сцепил пальцы и задумался. Он словно забыл о том, что в комнате сидят заведующие отделами и что начало совещания и так задержалось. Он думал о разговоре с Матлохой. Он думал о тех удивительных случайностях, которые связывают и разъединяют людей, вмешиваются в их судьбы, влияют на их решения и взгляды. Он вспоминал, как они познакомились с Матлохой в горах во время Восстания. С тех пор прошло сорок лет, и у Порубана даже мороз пошел по коже при мысли, сколько же времени утекло с той поры, он покрутил головой, не веря самому себе — ведь скоро полстолетия!

Они долгое время почти не встречались, да и редкие встречи были случайны — то в министерстве, то где-нибудь на приеме или неожиданно прямо на улице, в толчее пешеходов, один вдруг окликал другого. Времени всегда хватало только на то, чтобы перекинуться словом-другим, обменяться рукопожатием, потрепать по плечу: как же время бежит! А помнишь, тогда в горах? Тогда в горах! А тогда, после войны… а тогда, в пятидесятых… А тогда! Это было тогда. А теперь они оба вот-вот уйдут на пенсию и подходит к концу второе тысячелетие. И сегодня они уже не могут ни думать, ни вести себя, как тогда. Тогда достаточно было повысить голос, ударить кулаком по столу, обронить несколько значительных слов, таких, как «сознательность», «бдительность», «необходимость». Это было тогда. Но кого и в чем теперь убедишь, повысив голос? Кто испугается сегодня, если треснешь кулаком по столу?

Многое изменилось, думает Порубан и мысленно улыбается: «Как старомодно гляжу я на мир!»

Случаю вновь было угодно связать их с Матлохой. Об этом позаботились Матуш Прокоп и его репортаж.

Кто-то закашлялся в комнате, и главный редактор вернулся на землю.

— Извините, — он виновато улыбнулся и посмотрел куда-то вдаль. — Можно начинать. В первую очередь рассмотрим номер двадцать шестой, который отсылаем в типографию завтра.

Перед Оскаром Освальдом на столе лежали материалы номера, часть из которых уже находилась в типографии. Он оглядел всех собравшихся:

— На первой полосе — передовая, фотография и фельетон на одну колонку. На второй — краткие сообщения, письмо из Праги и комментарий по случаю окончания школьного года. На третьей полосе… — Освальд запнулся. — На третьей полосе должен быть материал о нефтехимическом комбинате. Но у меня до сих пор его нет.

— Репортаж у меня, — сказал главный редактор. — Мы вернемся к нему позднее.

Освальд беспокойно заерзал на стуле, покосился на главного, но тот уткнулся в свои записи. Ответственный секретарь кивнул с выражением немого упрека и продолжал:

— Так… Разворот четвертой и пятой полос. На четвертой — репортаж Клиштинца о братиславском автозаводе, подвал отведен для комментария о новых аспектах интеграции в странах СЭВ. На пятой — беседа с заместителем министра просвещения о реформах в системе образования, далее колонка фельетониста, а в самом низу заметка о туризме, иллюстрированная фотографией.

Разворот четвертой и пятой полос делили между собой экономический отдел и отдел социальной жизни, и поэтому часто на совещаниях никак не могли решить, какой материал важнее и актуальнее. На этот раз планирование номера обошлось без вспышек раздражения со стороны конкурирующих подразделений редакции.