Любош Юрик - И придут наши дети

Он зашел в архив Пресс-центра и попросил у крайне удивленного Бенё Бенядика все журналы, публикации и вырезки о природе Земли.

Теперь он сидел в своем кабинете и, вместо того чтобы редактировать рукописи, читал статьи и исследования о Земле, о Солнце, о галактиках и о космосе.

Это было волнующее чтение.

Жизнь планеты Земля зависит от Солнца, это Флигер знал. А вот то, чего он не знал, его просто ошеломило. Он прочел в энциклопедии, что солнечная материя создана из атомов газов и что эти атомы постоянно меняются, что из четырех атомов водорода рождается один атом гелия, высвобождая при этом огромное количество энергии. Это та энергия, которая позволяет Солнцу светить, а как раз при свечении она теряет часть своей материи. Само собой, это не может продолжаться до бесконечности, однако солнечной энергии хватит еще на несколько миллиардов лет.

Несколько миллиардов лет! Флигера затрясло. Представление о том, что еще несколько миллиардов лет он будет блуждать по миру, его начисто деморализовало. Он был подавлен — кто же это может выдержать?!

Он все читал и изучал материалы, подгоняемый ненасытным любопытством: сколько миллиардов лет его еще ждет? Десять, сто, миллион? Он вычитал, что Солнце лишь одна из ста пятидесяти миллиардов звезд и что относится оно к Млечному пути. Что самые старшие звезды имеют самое малое десять миллиардов лет. Солнце имеет за плечами примерно половину срока своего существования, то есть пять миллиардов лет.

Он думал о том, что будет происходить в эти последующие пять миллиардов. Солнце будет светить и дальше, но постепенно израсходует все запасы водорода, его ядро резко уменьшится, а его поверхностные слои расширятся. Солнце превратится в красного исполина, его размеры увеличатся примерно в двести раз. И в нем растворятся все три ближайшие планеты, включая и нашу Землю. И на этом жизнь на Земле окончательно исчезнет. Это будет полная гибель, последнее «прощай», безвозвратный Конец.

Солнце, породившее на Земле жизнь, станет для нее погибелью.

В сознании Флигера всплыл новый настойчивый вопрос: а что будет с человечеством? Куда оно денется?

Перелистывая журналы, он наткнулся на статью сотрудника Астрономического института Словацкой академии наук, который размышлял о далеком будущем человечества. Согласно его точке зрения после истечения будущих пяти миллиардов лет людям не помогут программы заселения других планет нашей солнечной системы — Луны, Марса или Венеры, — поскольку после гибели Солнца и они исчезнут. Скорее всего надо перебираться к другим звездам-солнцам, которые будут существовать дольше, чем наше Солнце. Если бы человечеству удалось до того времени создать ракеты, которые достигли бы приблизительно десятой части скорости света, то полет к ближайшей звезде южного неба, к Проксиме Центавра, продолжался бы сорок три года, то есть мог бы свершиться в течение жизни одного поколения.

Так. С этим все ясно.

Фердинанд Флигер убрал со стола все вырезки, статьи и журналы и, обхватив голову ладонями, тупо глядел на чистую поверхность своего стола. Ему стало казаться, что на доске копошатся белые и черные гномики, что он видит на нем красных великанов, космические катастрофы, бури невероятных размеров, во время которых рождаются и гибнут целые космические системы, видел, как темнота поглощает планеты и галактики, как всплывают неизвестные туманности, в которых зарождается новая жизнь.

Он провел ладонью по столу, словно хотел стереть все видения и прогнать из головы назойливые мысли, но ему это не удалось. Картины пропадали, но на их месте возникали другие. Теперь ему казалось, что он видит Землю с большой высоты, знакомые очертания континентов и ярко-синие краски океанов. Земля близилась к нему, словно он приземлился в ракете, он видел горные хребты и реки, города и лесные массивы, он опускался все ниже и ниже и мог разглядеть улицы, заводские трубы, мосты, перекинутые через реки, и кладбища. Что-то, однако, его поразило в этом знакомом пейзаже: все вокруг было пустым, заброшенным и необычайно тихим, без признаков жизни, без движения, без единого человека. Мертвыми были улицы, города, мертвой была вся планета. Он понял, что видит конец цивилизации. Потом он увидел на горизонте огромный темно-красный шар, который рос и рос прямо на глазах, заполняя весь горизонт, пока не закрыл собой все небо, все пространство над планетой. Он увидел, как шар приближается к земной поверхности, и затем последовал удар. Земля задрожала и в последних отчаянных судорогах распалась, рассыпалась и исчезла в огнедышащей глотке кровавого исполина. Все кончилось.

Потом, цепляясь одна за другую, стали всплывать перед ним новые картины: если погибнет Земля, а однажды это неизбежно произойдет, вместе с ней погибнет все, что создал человек на этой планете: памятники архитектуры, книги, дома и соборы, монументы и кладбища и, конечно же, исписанные страницы газет. Маловероятно, чтобы человечество забрало с собой на другие планеты все свое прошлое. Может быть, оно возьмет лишь несколько самых лучших своих творений, гениальные плоды человечества, чтобы они напоминали ему старую планету и вызывали ностальгию. Но кому придет в голову взять с собой куда-то на Проксиму Центавра экземпляры газет конца двадцатого столетия? Кого будут интересовать проблемки общества, которое отправляется искать себе подобных и воображает, что стоит на заре новой цивилизации? И кто же вспомнит о каком-то Фердинанде Флигере и о его безрадостной жизни, кто вспомнит его скучные статьи и его измученную голову? Конечно никто! Черт с ним! Ведь мы улетаем к другим звездам!

Человек жаждет беды, подумал Флигер. Да, пойду к врачу, ведь у меня, действительно, побаливает голова, и я не могу спать. Я мечтаю о глубоком, продолжительном сне. Попрошу его дать мне снотворное. Конечно, он мне его выпишет, ведь это самые обычные таблетки. Я ему объясню, я попрошу его. Моя работа, напряжение, нервы, постоянное недосыпание… и так далее. Я попрошу. Потом я их приму, запью водой и буду спать. Это будет беспробудный, освобождающий сон, в котором я найду ответы не только на все вопросы, которые меня волнуют, но и само познание, саму Госпожу Истину, которая недоступна простым смертным и которая является лишь вызовом, лишь упреком или даже насмешкой над нашей потерянной жизнью.

Соня Вавринцова шла вдоль Дуная. В сумраке наступающего вечера ей казалось, что все вокруг ей приветливо улыбается и что люди и вещи оборачиваются к ней своей лучшей стороной. Она словно никогда раньше не видела густую зелень деревьев на другой стороне Дуная, тускло колеблющуюся поверхность реки, арки мостов и сверкающие бока бегущих машин, фасады домов и распахнутые глаза витрин, башни костелов и темные силуэты острых крыш, вонзающихся в небо, киоски с цветами, мороженым и горячими сосисками и вереницы автобусов, ползущих по шуршащему асфальту. Она увидела весь этот человеческий муравейник и ощутила тот почти неуловимый миг, когда день переходит в вечер и внезапно разгораются бледные колбы неоновых фонарей и что-то меняется в самой структуре воздуха. Все было обращено к ней, все было ей близко. Она смотрела на огромный вольный дунайский простор, на реку, делающую изгиб под самым Градом, и ей казалось, что, стоит лишь захотеть, и она взлетит в эти дали, потому что сама превратится в свободу и волю, которая так неожиданно ей предоставлена.