Анна Филиппова - Из огорода – в Эрмитаж, или История одного клада

Из Приказа о награждении по Второму Белорусскому фронту от 14.06.1945 года. «С приходом тов. Антоновой значительно улучшилась работа прачечной. Пачечная стала давать больше чистого белья, а также и хорошего качества…Тов. Антонова своей личной инициативой подтягивает рядовых прачек. Она правильно расставляет рабочую силу и умело руководит ей. Энергичный и аккуратный работник, умелый организатор. Идеологически выдержана и устойчива».

Почему то, вспоминается бабушка в платочке, похожей на Джоконду Леонардо Да Винчи, с искоркой в прищуренных глазах и загадочной улыбкой. И слова стихотворения «У войны не женское лицо…».

Ингигерд, невеста Ярослава, очень грустила, – «Ехать на чужбину, одной, в эту дикую и невежественную страну, они же зубы углем мажут, а щеки свеклой, чудовища, я сойду с ума. Нет, если они хотят меня в княгини, пусть привыкают, у меня будет своя маленькая Швеция. Буду жить как жила, чего бы мне это не стоило. Поставлю условие: если я еду в Альдейгьюборг, со мной едут мои подданные. Не согласятся – не поеду».

– Ярослав, – Ингигерд обратилась к жениху с ласковой улыбкой, – ты можешь выполнить одну мою маленькую просьбу?

– Конечно, дорогая, все что угодно. Я выполню любое твое желание.

– Хочу, чтобы со мной в Альдейгьюборг поехали мои подданные. Иначе мне будет очень скучно. Я смогу устраивать пиры и разговаривать с ними на родном языке. Чтобы не слишком грустить о Швеции.

– О, ты так скромна, я думал ты попросишь золото, драгоценные камни, меха, замок… Бери с собой кого хочешь.

«Это все я так получу, – подумала Ингигерда, – А я хочу большего. Свой двор и свою армию».

– Попрошу брата заняться этим.

– Регнвальд, дорогой, Ярослав разрешил мне взять с собой моих подданных, собери всех, весь мой двор. С женами и детьми. Я хочу видеть возле себя только своих. На русские деньги мы будем жить в свое удовольствие и править ими. Они меня надолго запомнят. Мы едем в Альдейгьюборг!

Тогда она не могла и подумать, что будет княжить в Киеве, «матери городов русских», а этот народ сделает ее своей святой и даст новое имя, что ее дочери станут королевами могущественных европейских держав, а сыновья прославят и укрепят Русь и войдут в историю своими подвигами. Пока, принцесса Ингигерд, дочь прославленного конунга Олафа, первого короля Швеции, готовилась к прощальному пиру, ее сердце сжималось в ожидании семейного счастья и страха от разлуки с Родиной. И если первое, было более ли менее предсказуемо, то второе … было все окутано густым туманом, в котором то всплывали, то исчезали картины детства, отец и мать, брат, ее беззаботная жизнь принцессы и какой-то пугающей представлялась ей ее новая жизнь, в далекой и загадочной стране русов.

– Ярослав, почему собирается ехать с нами вся шведская рать. Мы что сдаемся шведам? – обратились к Ярославу его дружинники.

– Я разрешил Ингигерд взять с собой соотечественников, чтобы не скучать.

– Она совсем не будет скучать, ты видел, сколько их едет с нами?

– Нет, я разрешил взять всех, кого она захочет.

– Их там несколько тысяч…

– Тысяч? Ну, это же мы хотели мира со шведами, вот и будем жить в мире.

Ярослав был слишком счастлив: он получал красавицу жену, мир с северным соседом и лучших воинов в придачу. Его глаза горели в предвкушении огромных возможностей, которые давал ему этот брак: расцвет торговли между севером и югом, приносящей доходы в казну и процветание государства, его ждал поистине золотой век. Политическое чутье не подвело, он – Ярослав, сын Владимира и прямой наследник Рюрика в пятом поколении, впоследствии нареченный Мудрым, будет великим правителем Руси! Еще не стерлась в памяти страшная смерть его деда Святослава, от рук коварных печенегов и Ярослав во что бы то ни стало не хотел повторить его судьбу.

– Они берут с собой жен.

– Это для Ингигерд.

– Как на это посмотрят в Ладоге? Бояре будут недовольны, они захотят своих жен видеть при дворе. Ты же знаешь женщин, Ярослав, они не смогут жить в мире. Предупреждаю тебя, пока не поздно… Это плохо кончится…

Была осень. Воскресенье. Тихвинский монастырь встретил туристов покоем и умиротворением. Поклонившись святыням, знаменитой Тихвинской чудотворной иконе, группа решила прогуляться по двору монастыря: стадо гусей поприветствовало гостей веселым гоготанием, трапезная гостеприимно распахнула свои двери прихожанам и паломникам, на одной из стен красовалась табличка «Краеведческий музей».

– Смотрите, «Краеведческий музей».

– Музей обязательно нужно посетить. Так, «Выставка археологических находок».

Интересно, что там?

Маша внезапно отшатнулась от витрины, как будто увидела что то страшное, что то не соответствующее данному месту, что то ассоциирующееся с темными силами, со смертью.

– Это же Р-52, шепнула она на ухо мужу.

– Ну и что, что значит Р-52?

– Это ритуальные фибулы викингов, женское украшение, которое могли носить только скандинавки. Даже не известно, носили ли они их при жизни. Но в погребениях они всегда свидетельствуют о том, что это скандинавская женщина – язычница.

– И что же тут страшного, брошка как брошка, ты как всегда преувеличиваешь.

– Они несут в себе скрытую энергию, своего рода обереги, но языческие, видишь, шипы торчат наружу.

– Откуда они здесь? Почему женщины из Скандинавии оказались захоронены в Ленинградской области, под Тихвином?

– Скажите – Маша обратилась к экскурсоводу, – откуда здесь эти фибулы?

– Это, наш местный археолог Крупейченко, это его находки.

– Он в Тихвинском районе вел раскопки?

– Да, вот почитайте, здесь все написано.

Маша стала внимательно читать текст на стенде. Написанное не прояснило происхождение фибул: перечислены места находок и год, когда производились раскопки.

– Здесь не написано, что это фибулы викингов, – обратилась снова Маша к экскурсоводу.

– Викинги? Нет, это Приладожская курганная культура. Девушка, читайте внимательнее, здесь же все написано.

Маша еще раз перечитала текст на стенде. Про викингов ничего не было.

«Но, эти фибулы не мог носить никто другой, кроме язычниц из Скандинавии», – подумала Маша усаживаясь в туристический автобус.

Дорога из Тихвина была долгой, но увиденное не выходило у Маши из головы. Слишком «темным» пятном оказались эти украшения на фоне общего безмятежного умиротворения царившего в монастыре и городке в целом. Как будто эти фибулы – свидетели какой-то страшной трагедии, произошедшей много веков назад.

– Может быть, я ошибаюсь? – Маша еще раз перечитала статью с описанием фибул. Сравнила рисунок и фото из музея.