Эрик Бутаков - Бульвар Постышева

Должен с удовольствием заметить, что в нашей компании было не принято устраивать всяческие розыгрыши и аттракционы. Многие грешат этим, пытаясь изображать радость. И без того понятно, для чего все собрались, а подчеркивать, «как здорово, что все мы здесь», — это уже половое излишество и потеря драгоценных минут. Поэтому мы сразу приступили к делу: водка, музыка, танцы, водка, музыка, танцы. «С Новым Годом! Ура! Загадали желания? Ура! С Новым Годом!». Шампанское, музыка, водка, музыка, танцы, водка, легкая музыка фоном, усталая беседа за столом. Кому надо — в той комнате.

Мы валялись почти одетые в темной соседней комнате. Ольге было плохо, поэтому она сопротивлялась. «Потом, всё потом — мне так плохо! Потом — всё, что хочешь! Не сейчас, пожалуйста!» — «Облом!» — подытожил я и довольствовался только её упругой грудью и мягким пушком внизу живота, слушая, как в большой комнате Вовуня проводит политинформацию и отвечает на вопросы бухих респондентов:

— А на фига вам голубятня? — был задан вопрос женским голосом.

— А мы там биологические опыты проводим, — спокойно отвечает Вова.

— Какие опыты?

— Такие! Биологические, говорю.

— Ну, какие такие биологические?

— Ты точно хочешь знать?

— Да.

— Уверена?

— Уверена, конечно! Что, так всё серьезно?

— Здесь вопросы задаю я!

— Ну, куда деваться?! Что за опыты-то?

— Ты сама просила!

— Ой, говори — не пугай. Ученые, тоже мне.

— Хорошо! Опыт первый — самый легкий. Клещами клюв голубю откусим и смотрим, как он язычком так смешно делает. Тюк-тюк, а клювика-то нет. Как дурак. Язычок красный…

— Так он же погибнет, как он есть-то будет? — наверняка, сморщившись от представленной картинки, спрашивают девы.

— Вот именно — узнаем, как он есть будет.

— Ну и как?

— Никак. Не может он есть без клюва.

— Так он же погибнет!

— Естественно. Погибнет. Раз клюва нет — погибнет. Ну и что?

— Так зачем клюв-то отрываете?

— Чтобы узнать, как есть будет?

— Вы что — дураки?

— Нет! Мы — живодеры!

— Живодеры?! Вы козлы!

— Хм, — ухмыляется Вовуня. — Козел, причём, рогатый, — твой папа. Ты же на него совсем не похожа. У тебя монголоидные черты.

Смех. Женский голос возмущен.

Но зря они его завели. Он продолжает:

— А ещё бывает, баллончик от сифона магнием забьешь, вставишь в него стержень, забитый головками от спичек, привяжешь к голубю, подожжешь и выпустишь его. Тот летит, а за ним струйка дыма. Потом как жахнет! Только перышки по ветру во все стороны летят.

— Помнишь, один развернулся и на нас? — вставляет Плиса.

— Помню, — подтверждает Вовуня. — Мы аж присели от неожиданности. А он прямо над головой и — в куски. Хорошо, никого осколками не посекло.

— Надо было лечь, — вставляет кто-то опять женским голосом.

— Глупая затея — у лежачего площадь поражения больше, говорят же тебе — над головой пошел, — поясняет Плиса. — На военку-то ходить надо.

— А нам не нужно.

— «Не нужно нам», — передразнивает Сергей. — В том-то и дело — у вас выходной, поэтому вы и тупые такие!

— Сами вы тупые, живодеры! — доносится прежний «монголоидный» голос.

Опять смех. Теперь уже женский.

— А тебя мы теперь будем называть «Ню»! — вдруг говорит Вовуня.

— Почему «Ню»? — не поняв его подвоха, спрашивает голос.

— Потому что ты пьешь много водки. Значит, ты «Ню»! Поняла, Ню?

Снова смех. Но уже мужской.

— А это уже хамство! — пытается защитить подругу подруга.

— А ты, вот лично ты отныне будешь «Гном», — тут же парирует Вова. — Ясно, Гном?

— Да пошёл ты!

— Всё! Ты — «Гном»! Теперь ты точно «Гном»! А? Гном.

Возмущенья и смех.

Так могло бы продолжаться бесконечно. Но к ним в залу зашел Санька Малых (говорят, когда он входил, то вытирал свои мокрые губы):

— Гном, ты на хера всю ванну заблевала?!

Все девушки соскочили и помчались смотреть, что там Санька с ванной сделал.

Саня включил «Бахаму».

— Давайте освежимся, что ли? — спросил Александр, рассмешив оставшихся.

Освежились. Заели котлетой.

— А «Ню» — это у нас кто? — осведомился Саша, потому что, ополаскиваясь холодной водой, он не понял, кто теперь у нас «Ню».

— «Ню» — это Ню! — отрезал Плиса. — Саня, ты лучше спой нам чего-нибудь.

Новый Год встретили на уровне. Хорошо, что мать Сизых не поднялась!

Может, кто-нибудь помнит эту песню:

Короче, если Вы долго дружили, относились друг к другу нежно и бережно, любили по-настоящему с самого раннего детства, пылинки сдували, заботились и ждали встречи, не представляя, как это не видеться несколько часов, точно знали, что только смерть может вас разлучить, пусть не Манттеки вы и Капулетти, то природа, инстинкты и переходный возраст всё равно свое возьмут!

У каждого это по-разному, но суть одна: первые минуты застенчиво, потом дикая страсть с непременным:

— Ты меня любишь?

— Да.

Жаркие поцелуи:

— Теперь же мы всегда будем вместе?

— Да!

…………………………….

— Тебе хорошо?

— Да.

…. ….. …… …… ….. ……

— Давай ещё раз?

— Да.

И снова улет к небесам.

К вечеру возвышенное превращается в тревогу — скоро родичи придут, увидят простыни — сразу врубятся! Срочно стирать, сушить на батарее. Гладить — ещё сырые. Наспех стелить. Вроде, всё.

«Пошли в кино?» В коридоре, целуясь:

— Ты, правда, меня любишь?

— Правда! Очень!

— Не врешь?

— Я тебя никому не отдам!

— Я тоже тебя люблю.

После фильма в подъезде ни с того ни с сего:

— Что мне теперь делать?

— То есть?

— Я же теперь уже никогда не буду такой, как была!

Слезы.

— Ты чего? Всё нормально — не надо.

— Я же теперь уже всё!

— Перестань. Что случилось?

— Я же теперь никогда не стану такой, какой была!

— Перестань, говорю. Мы же вместе. Вместе — навсегда! Понимаешь?

— Кому я теперь нужна?

— Мне!

— Ты, правда, меня любишь?

— Конечно!

— Я же теперь такая.

— Какая «такая»? Чего тебя понесло?

— Как я теперь родителям в глаза посмотрю?

— Завязывай, Оль! Не смотри ты им в глаза.

И всё такое. Нервы, понимаешь!

И, покурив, со слезами на глазах, она убегает домой, забыв зажевать.

А лично ты идешь домой, ощущая космос, слушая новые звуки, прощая всех и улыбаясь каждому, как дурак! «Жабы! Вы ещё жизни не видели!» — обращаешься ты к каким-то невидимым жабам. И, остановившись, снова смачно закуриваешь! «Да, теперь мне всё известно! Я — мужик!»

На следующий день всё повторяется. Но уже без слез и соплей. Сознаваясь про первый раз, вы говорите: