Фрэнк Харди - Власть без славы

Наконец она решилась на отчаянный шаг. Однажды вечером она вошла в телефонную будку и позвонила отцу.

Ей ответил голос Джо.

— Мистер Джон Уэст дома? — спросила она спокойно, хотя сердце неистово билось и она дрожала всем телом.

— Это ты, Мэри? — радостно сказал Джо. — Вот хорошо — возвращение блудной дочери. Плюнь на то, что было. Дом без тебя — просто гроб. Я думаю, папаша не очень будет ломаться.

— Позови отца, — резко сказала Мэри.

Немного погодя в трубке послышался голос Джона Уэста: — Хелло.

— Мне нужно поговорить с тобой, отец. Можно прийти сейчас?

— Да.

— Я буду через полчаса.

Джон Уэст ждал ее в гостиной. Он был сильно взволнован, не знал, радоваться ему или злиться. Значит, все-таки он сломил ее волю, и скоро ее присутствие оживит унылый белый особняк.

Джон Уэст сам отворил дверь и повел дочь в гостиную. Он не без смущения заметил, что Мэри осунулась и плохо одета. На ней был коричневый костюм, такие же туфли и светло-зеленый джемпер; в руках она держала потертую коричневую сумочку. Как она похудела! Уж не больна ли?

Он пододвинул ей стул. Она села, а он занял место напротив. Мэри сидела очень прямо, в напряженной позе. Гордая, подумал он. Не хочет сознаться, что моя взяла.

Уже одно ее присутствие в этой комнате воскрешало для Джона Уэста былое оживление, когда-то царившее здесь. В этой комнате Мэри и Марджори проводили целые дни, и отсюда всегда доносились звуки музыки, взрывы смеха, дружеские возгласы. Марджори уехала, должно быть, навсегда. Но Мэри вернулась, и теперь опять в доме будет весело, шумно, и Джон Уэст по-прежнему будет гордиться красотой любимой дочери.

— Что тебе нужно? — спросил он и сам поразился резкости своего вопроса.

— Я хочу уехать в Англию, и мне нужно на это тысячу фунтов, — ответила она, еще выше подняв голову.

Джон Уэст тоже выпрямился, сердито хмуря брови.

— Не болтай вздора!

— Это не вздор, отец. Мне нужна тысяча фунтов, и ты мне дашь ее.

— И не подумаю! Хватает же у тебя нахальства просить у меня денег после всего, что ты натворила!

— Я требую эти деньги, отец, и я их получу.

Ярость охватила Джона Уэста. Он не сдержался и ударил кулаком по столу.

— Я не потерплю такого тона! Очевидно, твои дружки коммунисты подослали тебя ко мне, чтобы выудить деньги. Ничего ты не получишь! И если это все, что ты хотела мне сказать, то можешь уходить и больше не показываться!

Он заметил, что глаза Мэри наполнились слезами и что она нервно кусает губы. Но она справилась с собой и ответила ровным голосом: — Не беспокойся, я сейчас уйду, и больше ты меня не увидишь. Но сначала ты дашь мне чек на тысячу фунтов.

— Вот как? — Он встал и, подняв руку, показал на дверь. — Ступай вон! Денег ты от меня не получишь ни сейчас, ни когда бы то ни было. Я уже вычеркнул тебя из своего завещания.

Мэри вынула из сумочки сложенный лист бумаги большого формата и, встав со стула, протянула его Джону Уэсту.

— Прочти это. А потом садись и выпиши мне чек, — сказала она тихим, дрожащим голосом, но с отчаянной решимостью.

Джон Уэст взял из ее рук бумагу, пробежал ее. — Что это значит? — спросил он.

— Это значит, что мне принадлежит львиная доля акций разных твоих предприятий — на сумму двести десять тысяч.

— Где ты взяла этот список?

— Получила в Торговой палате. Я заплатила за справку об акциях тех компаний, в которых, насколько мне известно, ты имеешь долю.

Джон Уэст, огорошенный, молча смотрел на Мэри.

— Много лет ты давал мне подписывать документы, прикрывая их промокательной бумагой. Я догадывалась, что ты переводил акции на мое имя, чтобы платить меньше налогов. Если ты не выдашь мне чек на тысячу фунтов, я потребую весь контрольный пакет.

— Ничего у тебя не выйдет.

Джон Уэст снова сел, торопливо соображая; список акций был верен, хотя далеко не полон; вздумай Мэри продолжать свои розыски, она обнаружит, что имеет право требовать свыше полмиллиона.

— Никто тебе этих денег не присудит, — сказал он неуверенно.

— Ты думаешь? Я советовалась со сведущими людьми.

— С кем это?

— С мистером Кори. Он сказал, что по закону акции принадлежат мне.

— Ах вот как? Так и сказал?

Джон Уэст помолчал, не зная, на что решиться. Деньги не маленькие! А вдруг она их получит по суду? Да и судиться с дочерью неудобно.

— Послушай, Мэри. Сядь, поговорим спокойно. Не стоит ссориться из-за тысячи фунтов. Да и акции я отдал бы тебе, если бы ты не сбежала к коммунистам.

— Акции можешь мне не давать. Мне нужно только тысячу фунтов.

— Не глупи, Мэри! Послушай меня. Возвращайся домой, брось всю эту дурацкую политику, и я дам тебе две тысячи фунтов, можешь делать с ними что хочешь, и… и акции останутся на твое имя. После моей смерти ты получишь их вместе с процентами.

— Не нужны мне акции. И домой я тоже не вернусь.

— Почему ты так ведешь себя?

— Потому что я злая и черствая, потому что я твоя дочь!

— А на что ты будешь теперь жить, когда твой красный муженек тебя бросил?

— Мой муж умер. Он погиб в Испании, сражаясь против Гитлера и твоего любимца Муссолини. Я горжусь тем, что была его женой. Он отдал жизнь за человечество.

— Так ему и надо, — проворчал Джон Уэст. — И чем скорее еще несколько тысяч коммунистов будут убиты, тем лучше.

Мэри перегнулась через стол, сжала маленький кулак и ударила Джона Уэста по щеке. Потом отступила на шаг; в лице ее не было ни кровинки.

— Я попрошу тебя выписать мне чек, — сдержанно сказала она, — или завтра утром я потребую свои акции.

Джон Уэст осторожно потрогал багровый след на щеке. — Чего же еще ждать от коммунистки!

Он выхватил из кармана вечное перо и чековую книжку; дрожащей от бешенства рукой он заполнил бланк, подписался и, вырвав чек из книжки, протянул его Мэри.

— На, — сказал он. — А теперь убирайся! И если ты вздумаешь вернуться в Австралию, я позабочусь о том, чтобы ты здесь не осталась.

— Будь покоен, я не вернусь.

Джон Уэст провожал ее глазами, пока она не скрылась в темном коридоре.

Он долго стоял, опершись на стол. Что он сказал? Что он сделал? Как могла Мэри так поступить с ним?

Мэри вернулась в свою пустую квартиру. Она взяла в руки фотографию Бена и посмотрела на его лицо. Что бы он теперь подумал о своей Мэри?

Всю ночь она не сомкнула глаз. Перед ее мысленным взором прошла вся ее сознательная жизнь. Бурный поток событий стремительно уносил ее и теперь выбросил на берег отчаянья. Бен, радость моя, почему ты оставил меня одну? Я буду бороться и без тебя, но это трудно, ах, как трудно!

Она купила место на пароходе — место третьего класса — и уведомила партийную организацию и комитет, в котором работала, что уезжает в Англию и там примкнет к коммунистическому движению. Все отнеслись к ней с большой чуткостью. Говорили, что понимают ее. Боже мой! Как будто кто-нибудь мог понять, что с нею сделала жизнь!