Фрэнк Харди - Власть без славы

— Хорошо, — сказал он, — сейчас приду. Подожди меня.

— Только, ради бога, поскорей.

Джон Уэст направился к лестнице.

— Джон, Джон, где ты? Что случилось? — донесся до него голос жены с верхней площадки.

— Ничего не случилось. Это ко мне приходили.

Нелли громко заплакала. Когда он вошел в спальню, она уже лежала в постели, сотрясаясь от рыданий.

— Зачем к тебе приходят среди ночи? — спросила она, с ужасом глядя на мужа. — И зачем тебе револьвер? Зачем ты кладешь его под подушку? И зачем брал сейчас с собой?

Джон Уэст торопливо одевался.

— Мне нужно уйти, — сказал он и, оставив Нелли в слезах, побежал к входной двери, где его ждал Одноглазый.

Они сели в пролетку Томми и помчались под гору, по дороге на Керрингбуш. Томми рассказал, как все произошло, и под строгим допросом Джона Уэста очень скоро сознался, что накануне вечером билеты, расписки и другие вещественные доказательства не были унесены из тотализатора. Теперь, когда панический страх Джона Уэста прошел, он весь кипел от ярости.

На кухне Трясучки они застали, кроме хозяина, Борова, Дика Капусту, Гориллу, Джо и Артура Уэста. Все они сидели вокруг стола, на котором горела керосиновая лампа. Увидев Джона Уэста, Трясучка вскочил и уступил ему место. Сам он уселся на пол рядом с Одноглазым.

Все молчали, выжидательно и боязливо поглядывая на Джона Уэста.

— Ну? Зачем это вы их впустили?

Никто не ответил. После продолжительного молчания заговорил Джо Уэст:

— А что они могли сделать? Тех была целая орава — человек тридцать, вооруженных до зубов.

— Они могли не спать. Если бы они встретили ищеек у ворот и пригрозили револьверами, те бы ушли. Знаю я этих вояк — все они трусы!

— Мы не виноваты, Джек, — оправдывался Боров. — Мы и оглянуться не успели.

— Врешь! Одноглазый говорит, что вы спали. За что я вам деньги плачу? А билеты, а щиты? Кто вчера вечером должен был унести их?

— Я должен был, Джек, — покаялся Дик. — Но полиция уж сколько лет не приходила, и мы никак не ожидали…

— Я предупреждал вас, что она придет. Я удвоил охрану. Я велел вам глядеть в оба, — сказал Джон Уэст, постукивая пальцами по столу. — Так-то вы меня слушаетесь? Ты должен был унести улики, Дик? Отлично, ступай и принеси их!

— Да что ты, Джек! Там же полно этих сволочей!

— Пеняй на себя. Надо было вчера это сделать. Лезь через забор и беги к сараю. Если билеты еще там, хватай их и беги обратно. Маски и балахоны брось, это не улики.

— Можно напасть на них и выгнать оттуда силой, — сказал Артур Уэст.

— Не мели вздора! Теперь поздно подымать стрельбу.

— Слушай, Джек, ну как же я туда пойду? Они же подстрелят меня, — хныкал Дик.

— Либо ты пойдешь, либо ты у меня больше не служишь.

Бывший боксер беспомощно озирался по сторонам, ища поддержки, но все только хмурились, и никто не замолвил за него ни словечка. Джон вышел во двор. Уже совсем рассвело, и вокруг тотализатора кучками собирался народ, видимо ожидая, что вот-вот появится Джон Уэст и поведет свое войско на штурм захваченной крепости.

Взобравшись на пустой ящик, Джон Уэст заглянул через забор во двор тотализатора. Там группами стояли полицейские и сыщики. Он быстро оценил обстановку: был один шанс на тысячу, что Дику удастся добежать до сарая и схватить уличающие билеты, если они еще там, где оставались накануне.

Он вернулся в дом и сказал Дику:

— Ступай. Если все еще на месте, — может, и удастся.

— Брось, Джек! Не могу я этого сделать.

— Ступай, говорят тебе! Лезь через забор, не то выгоню!

Дик Капуста медленно подошел к забору, влез на ящик и тоже заглянул в соседний двор. Потом с решимостью отчаяния махнул через забор и, низко нагнув голову, бросился к сараю.

Остальные, затаив дыхание, ждали на кухне. Они услышали испуганный крик Дика:

— Не стреляйте! Не стреляйте!

Джон Уэст выбежал во двор, взобрался на ящик и еще успел увидеть, как трое дюжих полицейских выводили Дика из ворот.

В тот же день Джон Уэст держал совет с Дэвидом Гарсайдом. Адвокат уговорил его не требовать возврата помещения в судебном порядке и обещал притянуть О’Флаэрти к суду за самоуправство.

Ночью Джон Уэст лежал без сна, стараясь побороть страх и сомнения. Чем могущественнее он становился, тем сильнее жаждал власти. Он давно постиг подлинные законы, управляющие тем обществом, в котором жил. Победа достается сильным. Тот, кто обладает деньгами, хитростью и властью, может не бояться ни полиции, ни суда. Талант, славу и влияние можно купить. Людей можно уговорить, подкупить, запугать, принудить. Сознание своей власти — величайшее наслаждение. Других помыслов у него не было.

Для начала он не отказал себе в удовольствии подразнить полицию. Он послал упирающегося Пэдди Каммина потребовать обратно «свою» чайную лавку и «свой» дровяной склад. Пэдди, с топором на плече, подошел к задним воротам и грозным голосом приказал впустить его. Дэйв О’Флаэрти сердито ответил ему, что помещение занято полицией впредь до особого распоряжения, а если Джон Уэст желает получить свой тотализатор, пусть придет и возьмет!

На другой день тотализатор уже опять работал полным ходом в одном из домов на Бэгвилл-стрит, под самым носом у полиции.

Известие о том, что полиция захватила тотализатор Джона Уэста, появилось во всех газетах — не только в столице, но и в других городах, даже столь отдаленных, как Сидней. Печатались подробные заметки с фотографиями и портретами; происшествие описывалось главным образом с юмористической стороны, но начальнику сыскной полиции Дэвиду О’Флаэрти и другим противникам Джона Уэста было не до смеху.

Карать тех, кто дерзал становиться на его пути, стало потребностью для Джона Уэста. На то у него и власть, чтобы мстить своим врагам! А за орудиями мести ходить недалеко: в тотализаторе и в клубе найдется свыше ста головорезов, которым только мигни…

Джон Уэст узнал, что владелец одной лавочки, расположенной по соседству со Столичным конноспортивным клубом, работает на О’Флаэрти и следит за тем, кто входит и выходит из клуба. По приказу Джона Уэста в витрину лавки запустили кирпичом; с тех пор не успевал лавочник вставить новое стекло, как оно опять разлеталось вдребезги. За О’Флаэрти и другими сыщиками была установлена круглосуточная слежка. Общественные деятели Мельбурна и Керрингбуша, которые публично поносили Джона Уэста, стали получать анонимные письма, содержащие самые страшные угрозы. Здание, в котором помещалась сыскная полиция, было взято под наблюдение. Лазутчики Джона Уэста узнавали приметы всех новичков-констеблей, проходивших обучение в школе сыщиков, и если кто-нибудь из них в штатском платье появлялся у дверей клуба, его тотчас вышвыривали.