Фрэнк Харди - Власть без славы

Состязание было фарсом с начала до конца. Джонсон явно играл со своим неумелым противником: скользя по рингу, как большая черная пантера, он легко отбивал удары Лонга локтями, плечами и перчатками или, качнув головой, заставлял его промахнуться. Когда Джонсон поскользнулся на мокром брезенте, публика ахнула, решив, что он получил нокаут, но Джонсон тут же поднялся на ноги, и односторонний матч продолжался. Барни часто говорил потом, что Лонг проморгал матч — если б он наступил на грудь Джонсону, когда тот упал, судья засчитал бы негру поражение.

После шестого раунда публика, не желая больше мокнуть под дождем, стала расходиться. Перед десятым раундом, когда боксеры вышли из своих углов на середину ринга, Джонсон протянул Лонгу обе руки в перчатках и пожал ему руку.

— Ведь это еще не последний раунд, — удивленно сказал Лонг.

— Нет, Билл, это последний, — ответил Джонсон, и так оно и было: не прошло и двух минут, как Лонг уже лежал на спине.

К великому огорчению Джона Уэста, другому предпринимателю удалось свести Джонсона и Бернса в Сиднее, в матче на первенство. У чемпиона азартных игр не было никаких шансов против более сильного и искусного противника. Джонсон, издеваясь над Бернсом, совершенно измотал его, а тот только ругался и проклинал все на свете. Победил негр.

Много воды утекло с тех пор. Джон Уэст купил спортивный зал в Сиднее и открыл еще два — в Брисбэне и Мельбурне, но Барни не получил ожидаемого повышения. Его оттеснили на задний план. В ответ на его жалобы Джон Уэст заявил, что, для того чтобы заведовать стадионом, у Барни не хватает деловой сметки.

Мысли Барни были прерваны появлением щеголевато одетого молодого человека.

Барни быстро встал из-за стола.

— А, Лу! Проходи сюда, — понизив голос, сказал он.

Молодой человек, держа шляпу в руке, прошел в конец комнаты; Барни с видом заговорщика наклонился к нему через стойку.

— Здравствуй, Барни, — негромко сказал молодой человек, сразу сообразив, что разговаривать нужно тихо. Он был невысокого роста, но широкоплеч, волосы у него были черные, прямые и жесткие, а широкое ирландское лицо сияло добродушием. Звали его Лу Дарби. На лице его не было никаких отметин, которые указывали бы на то, что он боксер, и однако он был одним из сильнейших боксеров, каких приходилось видеть Барни. Дарби еще не исполнилось двадцати одного года, а он уже одерживал победы над всеми приезжими боксерами, включая двух американских чемпионов мира.

Барни оглянулся через плечо на закрытые двери других комнат и зашептал на ухо Дарби:

— Ты с ними осторожно. Они все тут патриоты, ты же знаешь. Настоящие империалисты — по крайней мере так они говорят, чтобы угодить хозяину. Он хочет, чтобы ты вступил в армию. Для того он тебя и вызвал. Его еще нет.

— Все требуют, чтобы я вступил в армию. Старухи останавливают меня на улице. Кто-то присылает мне по почте белые перья [10] В Англии и Австралии присылка белого пера означает обвинение в трусости; его обычно посылают людям, уклоняющимся от военной службы. . А почему, спрашивается, я должен идти на войну? Я же сказал Уэсту, что не пойду в армию. Он уговаривал меня, еще когда сам был в армии и зазывал добровольцев.

— Пусть сами воюют, если им так хочется. Джек просто помешался на новобранцах. Верит всему, что пишут в газетах. С ним прямо говорить невозможно. Он в лепешку расшибется, чтоб уговорить тебя вступить в армию, вот увидишь.

— Да пошел он к черту!

— Вот так и держись. Ты для них — золотое дно, им не так-то просто тебя вышвырнуть. Стой на своем. А Джек совсем спятил, ей-богу. Вчера спрашивает меня: «Сколько тебе лет, Барни?» А я ему: «Да уж для армии я стар, если ты это имеешь в виду. А кроме того, — говорю, — страдаю плоскоступием». — «Трусостью ты страдаешь», говорит. Будь я проклят, вот уж никогда не думал, что Джон Уэст станет таким. Должно быть, миллионы ударили ему в голову.

— Ну, так пусть сам воюет за свои миллионы. У меня на руках мать и сестра, и я не пойду на войну, пока не заработаю столько денег, чтобы я мог обеспечить их на всю жизнь.

— Верно, не иди в армию, пока не станешь чемпионом мира. Я так и сказал Фрэнку Лэмменсу и Лэму: «У вас в руках чемпион мира, а вы его гоните на войну!»

За окном, спиной к которому стоял Дарби, послышались крики «ура», пение и музыка. Дарби обернулся и поднял штору. Барни тоже подошел к окну — внизу, на улице, толпа шумно приветствовала длинную колонну марширующих солдат. Гремел военный оркестр — над толпою плыл бравурный мотив «Типперери».

Дверь из кабинета Лэма открылась, и оба быстро обернулись.

— Хэлло, мистер Лэм, — сказал Дарби. — Меня вызвал мистер Уэст.

— Хэлло, Дарби. Мистер Уэст скоро придет. Подождите у него в кабинете. Готово у вас объявление, Барни?

Барни метнул на Лэма сердитый взгляд и вернулся за стойку. — Да, вон оно, на столе.

— Давайте сюда, — резко сказал Лэм. Ему было под сорок, но он выглядел моложе. Глаза у него были жесткие, губы тонкие, подбородок воинственно выдавался вперед. Лэм редко улыбался.

Распахнулась дверь, и в контору энергичным шагом вошел Джон Уэст.

— Привет, Лу!

— Добрый день, мистер Уэст.

В кабинете Уэста было пусто и голо — стол, четыре стула и несколько фотографий. На выбеленных стенах виднелись образовавшиеся от сырости подтеки, а оконные стекла давно уже нуждались в том, чтобы их вымыли.

Джон Уэст повесил шляпу, потом выдвинул ящик стола, вынул маленький пузырек, высыпал из него на ладонь две таблетки и, закинув голову, проглотил их с ловкостью, приобретенной долгой практикой.

В соседней комнате Барни перегнулся через спинку стула и вытянул шею, стараясь подслушать разговор.

Джон Уэст сел за письменный стол. — Вы еще не записались в армию, Лу?

— Нет, мистер Уэст. — Дарби нервно вертел в руках шляпу.

— Вы понимаете, что этого требует общественное мнение?

— Да, пожалуй.

— Вы понимаете, что бокс сейчас будет в загоне?

— Похоже, что так.

— Он снова войдет в силу, когда кончится война. Главное сейчас — выиграть войну, это вы понимаете?

— Иначе говоря, вы хотите, чтобы я пошел в армию?

— Вот именно. Нельзя все время поступать как хочется. Вы знаете, сколько я для вас сделал.

— У меня были крупные победы и до вас, мистер Уэст. Но так или иначе, я не хочу идти на войну, пока не накоплю денег, чтобы обеспечить мать и сестру на всю жизнь, на случай если меня убьют.

— Вас не убьют.

— Во всяком случае, я пока не собираюсь записываться в армию. Это мое последнее слово. Пока не выиграю еще несколько матчей и не заработаю денег — не запишусь.

— У вас и так дела были неплохи — должно быть, вы отложили несколько сотен.

— Отложил, мистер Уэст, но мне нужны не сотни, а тысячи. И, скажите на милость, чего ради я должен воевать за Англию?