Павел Долохов - Ленинград, Тифлис…

«Миша, ты голоден?» — спросил Макс и, не дожидаясь ответа, купил в баре несколько сэндвичей и большую бутылку виски.

Весь вечер и большую часть ночи они просидели за этой бутылкой в маленьком гостиничном номере.

— Ты слышал про скандал с Бермудо? — спросил Макс.

— Я видел газеты. Честно говоря, я не все понял. Я надеюсь, что тебя это не коснулось…

Макс рассмеялся.

— О нет. Совсем чуть-чуть… Если не считать, что они меня разорили…

— Кто они?

Макс сделал неопределенный жест.

Максу пришлось повторить свою историю несколько раз, прежде чем Михаил начал его понимать.

— Ты понимаешь, Мишка, мы тут все живем взаймы. Это как тришкин кафтан. Берем в долг, чтоб расплатиться по другим векселям. Так делают все. Я, конечно, перебрал. Разработки и исследования стоят дорого, а прибыль появляется не сразу. Хуже всего то, что я забрался в кассу Пенелопы. Я истратил почти весь пенсионный фонд концерна «Тудей».

Михаил не знал, что такое «пенсионный фонд», но почувствовал, что то, что сделал Макс, — ужасно.

— Как истратил?

— Ну, конечно не на себя. Я вложил эти деньги в акции, казалось, надежные.

— Ну и что?

— А то, что конъюнктура рынка дело изменчивое…

— Эти деньги пропали?

— В общем, да.

— Ну и что дальше?

— А дальше то, что в течение последних дней все мои кредиторы, как по команде, потребовали вернуть им деньги.

— А так случается не всегда?

— Конечно, нет! Обычно удается получить отсрочку или взять новый кредит, чтоб расплатиться по старым… И тут выплыла эта история с пенсионным фондом…

— А связано ли это как-то с Гришиным?

— По-видимому, да.

— Ты имел с ним контакты?

— Самые минимальные. Кое-какие услуги. Да, кстати, это он помог мне найти тебя…

Они выпили виски и помолчали. Михаил отломил кусок сэндвича, Макс раскурил сигару.

— А как Пенелопа?.

Макс грустно улыбнулся.

— Пенелопа начала бракоразводный процесс. Она это умеет делать…

Михаил провел рукой по лицу.

— Так что же теперь будет, Макс?

Макс разлил по стаканам остатки виски.

— Да что-нибудь придумаем, Мишка. Давай выпьем и пошли спать.

Макс разбудил Михаила на рассвете.

— Слушай, Мишка, я забыл тебе сказать вчера вечером…

Михаил плохо соображал со сна.

— В чем дело, Макс?

— Я хотел передать тебе это, — он держал в руках кожаную папку.

— А что это?

Макс раскрыл папку. Там лежала толстая пачка бумаг с золотыми обрезами.

— Это акции. Для тебя и для Машки. Вы — единственные, кто у меня остался.

— Но почему именно сейчас?

— Именно, сейчас. И учти, это самые надежные акции. С ними ничего не случится. Их цена будет только возрастать…

— И сколько же здесь?

— Довольно много. Примерно на миллион.

— Да ты с ума сошел!

— Да нет. Я в здравом рассудке. И для меня очень важно отослать эти бумаги именно сейчас. Пока про них не пронюхала Пенелопа и ее адвокаты.

Они спустились к центру городка и на главной площади нашли здание почты.

— Какие вы можете предложить нам самые быстрые способы отправки? — спросил Макс.

Почтовый чиновник стал просматривать реестры.

— Самый быстрый способ — это DHL. Гарантированная доставка в течение суток. Но это дорого, сэр…

— Нам это подходит. Пиши адрес, Мишка.

Михаил аккуратно вывел адрес: «Ленинград… Набережная реки Мойки… Годлевской Марии Михайловне…»

А теперь едем в горы, сказал Макс, забираясь в машину. Они поехали по узкой дороге на запад от озера. Дорога круто шла вверх, петляла между зелеными отрогами. Примерно через час Макс остановил машину.

— Мишка, выходи. Посмотри, какой здесь вид.

Они стояли на перевале. Под ними громоздились зеленые, серые и коричневые холмы, а где-то далеко, у горизонта, виднелась извилистая лента озера. Цвет озера все время менялся: под лучами солнца озеро вспыхивало серебром, а когда надвигались тучи, становилось изумрудным.

Они стояли довольно долго. Потом Макс подошел к машине.

— Отойди, Михаил. Я развернусь.

Что произошло в течение последовавших секунд, было последним, что Михаил увидел и почувствовал в своей сознательной жизни. Машина Макса медленно развернулась, Михаил слышал, как шуршал гравий под колесами. Потом машина на мгновенье замерла у противоположной обочины. И вдруг резко рванула с места, пробила невысокий поребрик и полетела под откос.

— Макс! — крикнул Михаил и бросился вслед за машиной. Он увидел, что машина Макса несколько раз перевернулась, ударилась о скалу и взорвалась ярким пламенем.

— Макс! — еще раз крикнул Михаил и почувствовал, что камни посыпались у него из под ног, и он летит в пропасть.

Через час Михаила доставили вертолетом в ближайший госпиталь, в Уиндермир, а на следующий день самолетом перевезли в Лондон. Он был без сознания. Множественные переломы и травма основания черепа. Уже в Лондоне у него произошел обширный инсульт, с полной потерей речи.

В Ленинград его привезли через месяц. Машка и Олег встречали его в аэропорту. Михаил сидел в инвалидном кресле, закутанный в плед.

«Папа!» крикнула Машка и стала целовать его небритую щеку.

Михаил попытался подняться, погладил Машкину руку, зашевелил ртом.

После этого Михаил прожил еще десять лет. Все эти годы он просидел в инвалидном кресле, сидя у окна с видом на Новую Голландию. Машка трогательно о нем заботилась. Сажала на горшок, кормила с ложечки, переодевала, мыла его дряблое тело. Он медленно угасал.

А потом заболел Олег. Машка стала замечать, что с ним творится неладное. Головные боли, по вечерам температура. Часто приходилось отменять концерты. Положили на обследование. Нашли нарушение формулы крови. Олега перевели в Институт крови. Там поставили страшный диагноз: редкая форма лейкемии. Машка обегала всех знаменитостей. «Сделайте что-нибудь. Спасите Олега!»

Последние два месяца Олег провел на Мойке. Они лежали в одной комнате с Михаилом, каждый под капельницей. Когда Олег был еще в сознании, он даже пошутил:

«Вот уж не думал. С любимым родственником из выкрестов…»

Олег и Михаил умерли с разницей в два дня. Хоронили их раздельно. Олега отпевали в Никольском соборе. Было много народу. Пришла почти вся консерватория.

А в крематории на панихиде Михаила людей было немного. Его мало кто помнил. Ему отдали воинские почести. Взвод курсантов нестройно стрельнул в воздух. Сыграли гимн.

Через несколько дней Машка разбирала бумаги отца. Господи, сколько ерунды накопилось. Какие-то давно никому не нужные письма, справки, аттестаты. Она растопила камин, которым не пользовались с блокады, бросала в огонь всю заваль. Где-то на полке она нашла нераспечатанную бандероль, когда-то пришедшую на ее имя. Сорвала печать. Из конверта посыпались бумаги с золотыми обрезами. Она стала разбирать английские слова. «Какая-то чушь от дяди Макса…»