Игорь Шагин - Белая полоса

Девочки заходили под разными предлогами: то попросить у Светы что-нибудь из косметики, то спросить, как она сегодня поедет домой, но всегда украдкой бросали взгляд на меня. Среди них, в своих голубых джинсах и голубой блузке, всегда с прямой осанкой, порхающей походкой и игриво меняющейся мимикой из открытой добродушной улыбки в презренный гнев, для меня Светлана была королевой, проезжающей в фургоне кареты, на которую я смотрел, как с края леса, из-за приставного столика в углу для ознакомления. Для них же — эталон для подражания, образец изящества и красоты. Я расписывался за очередной том и, чтобы мне не сидеть полчаса или час в маленьком задымлённом боксике, в который с трудом помещалось пять человек, уходил на первый этаж, где меня непременно поджидал Маркун, говоривший со своей ехидной улыбкой, что его тётя упирается лбом в стену и рукой за ручку держит дверь. Или где я встречал Гандрабуру, объяснявшего «рулю» (так еще называли смотрящих), что ему снова загнали «нифеля» (так называли три раза вываренные листья чая), а ему нужны кроссовки. Увидев меня, он предлагал мне конфеты, которые, как он говорил, для её же пользы, выгреб у Оксаны из сумочки. А потом делился со мной, что выяснил, что ей двадцать лет, а её мужу — шестьдесят, что он — мент, полковник на пенсии. И что она ему рассказывала, что самое их любимое занятие дома — это накупить и наготовить еды. Есть лёжа на диване и пересматривать фильмы из программы «Криминал», которых у них собрана большая видеотека. А поскольку она выглядит как ребёнок, а муж в три раза её старше и ему нравится такое времяпровождение, он думает, что её муж — педофил и маньяк. «Вот видишь, с кем мне приходится работать?» — а потом, снова подловив какого-либо смотрящего, помощника смотрящего или смотрящего за смотрящим, продолжал разрешать свой вопрос о кроссовках. Когда появлялся прапорщик Коля, то Маркун, Гандрабура и другие быстро расходились по кабинетам — переждать, иногда своим присутствием приводя в замешательство следователя или работающего адвоката. А я старался быстрее уйти в камеру — в самую глубину леса.

На конец октября было назначено следующее судебное заседание. И подсудимые в количестве пятнадцати человек были доставлены в суд (в кинотеатр) и размещены в клетку. Лясковская проверила наличие адвокатов и, недосчитавшись по назначению, взывая к профессиональной этике и чувству долга, попросила присутствующих защитников, выступавших от адвокатских контор, переговорить с начальством для выделения с каждой по одному адвокату на должность государственного защитника нуждающимся в этом подсудимым. Таких оказалась половина. И один адвокат сразу предложил свою дочь, которая только-только закончила институт и получила удостоверение адвоката, и мужа своей дочери, который сможет её подменять в случае необходимости. Лясковская сказала брать с этого адвоката пример. Потом объявила, что доознакамливаться с делом подсудимые будут во время процесса. В дни перерывов секретари суда будут также приносить тома в СИЗО. А кто хочет во время текущего эпизода — может во время обеда брать том читать в клетку. Отложила суд на неделю до разрешения вопроса с государственными защитниками. И объявила судебное заседание закрытым.

Два последующих дня меня посещала Света. На следующий день меня вывели раньше — до того, как она пришла в кабинет. Открылась дверь, и Света быстро прошла мимо меня, достала из пакета том, поставила пакет на пол. Села за стол. И на её лице был гнев.

— Гренадер написал, что у нас с тобой был секс.

— Какой…? — хотел спросить я «Гренадер».

— Оральный, — ответила Света.

— Когда? — автоматически я начал искать алиби, отматывая время на несколько лет назад, полагая, что это новый свидетель по делу со стороны прокуратуры хочет дискредитировать меня в глазах Лясковской и всего суда.

— Вчера, — ответила Света.

— Где? — уточнил я.

— Тут, — ответила она.

— Кто это — Гренадер? — и меня начали посещать очень тёмные мысли.

— Нина, — ответила Света.

— У неё есть мотив, — сказал я, вспоминая, как дежурная по следственке прапорщица Нина смотрела на меня, когда ей сказали и показали, что я довёл до слёз следователя по особо важным делам.

— Да, — сказала Света, — она мне завидует.

— Такого не может быть, — сказал я. — Этого бы не выпустил начальник СИЗО Скоробогач.

— Он сам на главу Апелляционного суда отправил её рапорт. Я видела этот рапорт.

— И что теперь? — спросил я.

— Меня повысили, теперь я — помощник председателя Апелляционного суда.

— А почему ты плачешь? — спросил я.

— Потому что меня переведут на новую работу и больше я тебя не увижу, — Света посмотрела на меня.

И если существуют на свете доброта и любовь, то сейчас они были сконцентрированы в её глазах.

В пятницу, на следующий день, состоялось следующее судебное заседание. И Свету никто не снял с дела. Она так же продолжала сидеть за протоколом, за столом секретаря, и не сводила с меня глаз.

Все адвокаты, в том числе по назначению, были в сборе. И суд приступил к определению порядка исследования доказательств. Мною было заявлено ходатайство, которое поддержали мой адвокат, другие подсудимые и адвокаты, — что дело должно начать рассматриваться с эпизода организации мной банды с Макаровым, а потом уже каждый эпизод в отдельности.

Прокурор не поддержал моё ходатайство, а заявил, что дело должно рассматриваться с первого эпизода: нанесение тяжких телесных повреждений заместителю начальника налоговой инспекции Калиушко Т.В., повлёкших её смерть, а уже потом — всё остальное, как сказал прокурор.

Лясковская отклонила моё ходатайство и удовлетворила ходатайство прокурора. И таким образом с самого начала слушанья я был лишён права на защиту — давать показания об отношениях с подсудимыми в клетке, по обвинительному заключению — членами моей банды, и задавать мне вопросы участниками процесса и моим адвокатом по этим показаниям (отношениям).

Лёня в этот день держался от меня в стороне. А когда нас привезли в СИЗО и уже вели в камеры, он мне в туннеле сказал:

— Ну, ты делаешь!

— Что? — спросил я.

— Светку, — Лёня сделал паузу, — повысил. Все об этом говорят. Я знаю, — сказал Лёня, — это пристрелочный выстрел.

Я посмотрел в его глаза, и тут же в моих глазах недоумение сменилось любовью. И если на свете существует мужская любовь, то она была с первого взгляда.

Через два дня, в понедельник, состоялось следующее судебное слушание, и меня в числе других подсудимых доставили в клетку кинотеатра-суда.

Ранее, на одном из судебных заседаний, когда разрешался вопрос о коллегиальном или единоличном слушании судьёй дела согласно процедуре, подсудимые уже заявили о своей виновности или невиновности. Тринадцать человек вину не признали, Геринков признал частично, Вишневского три раза судья спрашивала, признаёт он вину или нет, и он три раза отвечал: «Я не желаю с Вами разговаривать». Всё оставшееся время он молчал. Впоследствии, не видя возможности задавать ему вопросы, участники процесса оставили его в покое. А Лясковская нашла повод удалить его из зала до конца судебного слушания. В соответствии с установленным Лясковской порядком исследования доказательств суд начал рассматривать первый эпизод — нанесение тяжких телесных повреждений, повлёкших смерть, заместителю начальника налоговой инспекции Тамаре Калиушко.