Конн Иггульден - Воронья шпора

Эдуард остановился у Ноттингема и разослал зов по окрестностям – но к нему пришло всего три тысячи человек. Харизматический и победоносный при Таутоне вождь был вычеркнут из истории. Чтобы распространить такую весть по стране в век, не располагающий средствами массовой коммуникации, необходимо было располагать запасом кожи на подметки и сотнями волонтеров. Ланкастер возвратился на престол. Вернулась прежняя династия, а дом Йорков был обречен на падение.

Оказавшись в невероятном численном меньшинстве, Эдуард бросился к берегу с горсткой людей, среди которых был и его брат Ричард. Подобный вариант был заранее просчитан, и его корабль едва не перехватили на море. У Эдуарда не было с собой никаких денег, и король Англии действительно был вынужден расплатиться с капитаном корабля собственным камзолом. И он сделал это с улыбкой, хотя то мгновение было исполнено для него особой горечи. Если ранее в бесперспективное изгнание он отправил Уорика, то теперь ситуация переменилась на обратную.

Тем не менее король Эдуард IV был чрезвычайно целеустремленным и решительным человеком. И он вернулся в Англию в прежней силе и блеске. Ему уже случалось решать неразрешимые задачи – и побеждать – в снегах Таутона. По сути дела, он был одним из величайших полководцев среди английских королей.

Все, кто успел пропитаться романтическим восприятием короля Ричарда III, на мой взгляд, должны благодарить за это Шекспира, который самозабвенно лепил из него горбатого злодея. Если вычесть Шекспира, Ричард Плантагенет провел на престоле всего два года, и его правление заслуживает всего нескольких строчек в примечании к правлению старшего брата. Никто из современников не оставил нам воспоминаний о физическом дефекте Ричарда, хотя теперь мы точно знаем, что таковой существовал и спина его была деформирована. Его жизнь действительно сопровождалась непрестанной болью, но таковой была участь многих активных бойцов. Не существует никаких указаний на то, что Ричард когда-либо нуждался в особом панцире для поднятого плеча. Средневековые мечники, как и римские солдаты до них, безусловно, обладали гипертрофированной мускулатурой правой руки. Один из моих школьных приятелей отказался от карьеры профессионального фехтовальщика из-за того, что благодаря постоянным упражнениям его правое плечо и рука стали превращаться в груду мышц – и это при фехтовании легким спортивным клинком. Сравним его опыт с опытом средневекового мечника, орудовавшего клинком куда более широким и длинным – трех и даже более футов – в тех условиях, когда сила и выносливость определяли разницу между победой и унизительной смертью.

Ричард вышел на поле боя в 1485 году. Вышел, уже зная, что его жена и сын мертвы и у него нет больше наследника. Не могу не припомнить то место из «Макбета», действие 5, сцена 3, когда король требует принести его доспех. Король Ричард понимал, что, если он погибнет, мужская линия его дома пресечется, и тем не менее вышел на поле. Он был храбр до конца. Дай Бог нам всем такую отвагу!

Герцог Бургундский, Карл Смелый (или Charles le Téméraire – какое звонкое имя!), первоначально не намеревался поддерживать изгнанных братьев Йорков. Он слишком хорошо представлял всю мощь короля Людовика XI Французского. Однако Луи и граф Уорик в первые месяцы 1471 года открыто готовили крупное вторжение из Кале на земли Бургундии, заставив тем самым герцога Карла поддержать их главных врагов тридцатью шестью кораблями и примерно двенадцатью сотнями солдат, среди которых были и англичане. Флагманский корабль, на котором находились Эдуард и его брат, носил имя «Антоний», однако я переделал его в «Марка Антония», благородного римлянина, сторонника Цезаря. Для герцога Карла поступок был чрезвычайно рискованным: он отдавал такое войско в тот момент, когда оно больше всего было необходимо ему самому.

Примечание: «Placebo Domino in regione vivorum», «Порадую Господа в стране живых» – это строка из первой ектеньи погребальной службы XV века. Некоторые из скорбящих имели целью только поесть, и выражение «певцы Placebo» было оскорбительным уже в 1470 году. Чосер в своих «Рассказах» за век до описываемых событий воспользовался им как определением для ложных скорбящих, добивающихся своей выгоды нечестным путем. Происхождение этого слова, с моей точки зрения, настолько увлекательно, что я упомянул его здесь отдельно.

Эдуард сначала высадился у Кромера, в Норфолке, однако узнал там только то, что герцог Норфолк находится в заточении, а против него с войском стоит граф Оксфорд. Высаживаться с войском было немыслимо, и поэтому они с братом решили совершить высадку в Рейвенспёре, находившемся в устье реки Хамбер, возле Халла, и не столь уж далеко от города Йорка – точно в том самом месте, где за семьдесят два года до этого высадился Генри Болингброк, чтобы низложить Ричарда II.

Поход Эдуарда начался с неудачи: Халл отказался открыть перед ним ворота, после чего беглого короля впустили в Йорк с горсткой людей. Продвижение его было медленным и стесненным, особенно возле замка Сандал. Сейчас никто не в состоянии сказать, по какой причине Джон Невилл, лорд Монтегю, не решился выступить против него из замка Понтефракт, однако он не сделал этого, утратив таким образом шанс растоптать вторжение йоркистов в самом зародыше.

Тем временем Эдуард и Ричард продолжали собирать к себе людей, и в их распоряжении в итоге оказалось шесть-восемь тысяч солдат, так что их войско по-прежнему огромным образом уступало в численности армии Уорика.

Лорд Гастингс на самом деле принадлежал к числу тех немногих, кто сопровождал Эдуарда во Фландрию. Я написал, что он присоединился к Эдуарду в Лестере, потому что хотел показать, как к нему приходили по одному знатные люди: лавина начиналась с немногих, но, возникнув, уже не могла остановиться.

Даже по прошествии пяти веков Ричард Уорик остается занимательнейшим персонажем. Сомневаюсь в том, что мне удалось должным образом охарактеризовать его, ибо это была воистину сложная личность. Нельзя отрицать его дипломатические способности. Только для того, чтобы выжить и благоденствовать на переднем краю Войны Роз, он должен был обладать тонким суждением в личных вопросах. Он явным образом полагался на верность членов собственной семьи и надеялся встретить ее в других людях. Он восстал против Эдуарда, только когда молодой король сделал все возможное, чтобы оттолкнуть его от себя рядом последовательных атак на клан Невиллов. Уорик был предан двум поколениям Йорков. Его отвергли, и результатом стала национальная трагедия. Часть вины, безусловно, принадлежит Элизабет Вудвилл, хотя определенная ее доля лежит и на Эдуарде IV.