Конн Иггульден - Воронья шпора

Глостер спешился – со стоном, рожденным болью в спине и закаменевших суставах. Боль была едва переносимой, и ему хотелось свернуться клубком у чьей-нибудь двери и уснуть. Но вместо этого он стащил с плеч сырой плащ и прикрыл им спину разгоряченного коня. Затем, пошатываясь, побрел к купеческому судну и вызвал его хозяина. Тот оказался рядом, потому что приглядывал за погрузкой. Появление усталых всадников купец воспринял с нескрываемым страхом.

– Именем короля Эдуарда требуем безопасного проезда, – проговорил Ричард.

Путь за море ожидал не всех. На перевозку восьми сотен человек потребовался бы небольшой флот, даже в том случае, если б у них был день или два на погрузку. Глостер хотел, чтобы Эдуард отпустил своих людей, сказал им несколько красивых слов, а потом поднялся бы на корабль. Тело герцога болело в такой степени, что даже смерть уже казалась ему привлекательной – как возможность отдохнуть .

Бледный как смерть, Ричард, моргая, стоял перед капитаном.

Перед тем как ответить, тот отступил на шаг назад, покачал головой и воздел к небу пустые руки:

– Я простой торговец, милорд. И новые враги мне не нужны. Я не нарушал никаких законов. Прошу вас , дайте мне возможность заниматься своим делом.

– Второй раз я просить не буду, – усталым голосом проговорил брат монарха. Он не смел оглянуться, хотя при мысли о высыпавших к пристани людях Уорика его пробивал озноб. – А просто вырежу твое сердце и брошу тебя умирать на палубе. Я – Ричард Плантагенет, герцог Глостер. Мой долг – обеспечить безопасность короля. Не препятствуй мне.

По тому, как поднял свой взгляд торговец, как нервно посмотрел он на белую розу Йорков, вышитую на дублете короля, он понял, что к ним подошел Эдуард. Монарх остановился возле него и тоже сбросил свой плащ. Помимо герба Йорков, на груди его камзола мелким жемчугом было вышито Пламенеющее Солнце. Купец взирал на него круглыми глазами.

– Можно грузить коней на корабль? – спросил Эдуард, и торговец сумел только кивнуть. Король дал знак лорду Риверсу, и тот отдал распоряжения слугам, загнавшим животных на борт. Копыта их прогремели по палубе, и купец скривился. Ричард хлопнул его по плечу:

– Нас по пятам преследуют изменники, капитан. И если ты не отвалишь немедленно от берега и не отведешь свое судно на расстояние полета стрелы, пока они не появились на берегу, можешь не сомневаться, что корабль твой вспыхнет, пораженный зажигательными стрелами. Так поступил бы на их месте я сам.

Затем Глостер повернулся к брату. Эдуард не утратил ни дюйма своего роста, однако было видно, что его оставила какая-то жизненно важная искра. Он посмотрел на Ричарда красными глазами.

– Отпусти людей, Эдуард, – сказал ему брат. – Мы можем взять очень немногих.

Не говоря лишнего слова, Ричард поднялся по сходням на палубу. За спиной его Эдуард набрал воздуха в грудь и обратился к своим сторонникам простым и безыскусным тоном. Он говорил скорее как простой человек, чем как король:

– Вы благополучно доставили меня в эту гавань. Спасибо вам за это. Видит Бог, настанет день, и я снова найду вас и вознагражу за верность. Ну а пока ступайте с миром, братья мои!

И словно только ожидание этих слов удерживало их, люди поклонились, поднялись в седла и направились во все стороны. Отставший от охоты в милях до отдыха бедный граф Вустер, вне сомнения, последовал бы их примеру.

Эдуард проводил взглядом верных ему людей. Лишь несколько лордов оставались рядом с ним со слугами и телохранителями. Какая-то дюжина приближенных. Они повели своих коней в поводу на корабль, оставив Эдуарда взирать на потерянную им страну.

Моряки отвязали канаты, привязывавшие судно к берегу, втащили их на борт и подняли парус на мачте. Целый ярд воды отделил корабль от каменного причала, потом это расстояние увеличилось еще на ярд, и он отправился в путь.

– Куда держим путь, в какую гавань? – поинтересовался Ричард. Капитан безмолвно рыдал, глядя на оставшиеся на берегу тюки, и только тупо посмотрел на него, не смея произнести вслух слова укоризны по поводу подобного поворота судьбы.

Ричарду Глостеру захотелось дойти до него и удавить его прямо на том месте, где он стоял. Человек способен перенести горшую потерю, чем груз корабля. Чувство это, по всей видимости, отразилось во взгляде герцога, и капитан потупился:

– В Пикардию, милорд. Во Францию.

– Теперь уже нет! – гаркнул Ричард, стараясь перекричать крепнущий ветер. – Перекладывай руль. Плывем во Фландрию, на северный берег. У нас там еще есть друзья. И ободрись! Тебе сегодня чрезвычайно повезло. Твой маленький корабль везет на себе короля Англии.

Капитан почтительно поклонился, не имея, впрочем, особого выбора. Если б его экипаж посмел сопротивляться, голод и усталость не помешали бы остававшимся с Эдуардом рыцарям и лордам проявить свой боевой опыт.

– Во Фландрию, милорд, как вам угодно.

Земля удалялась, и впервые за многие дни Ричард позволил себе расслабиться, покоряясь движению торгового кога. На севере – Фландрия, на юге – Люксембург. Ниже – герцогства Бар и Лотарингия, а дальше – Бургундия. Глостер представил себе внутренним взором карту всех этих спорных территорий.

За Каналом у Эдуарда был только один союзник: герцог Карл Бургундский, несомненный враг французского короля, правивший всеми территориями от Фландрии до собственного отечества. Это герцогство сумело существенно увеличить свою территорию – благодаря слабости состарившегося французского монарха. По сравнению с участью обоих братьев его положению можно было позавидовать.

Солнце над головой казалось светлым пятном за облаками, и его хилые лучи не могли согреть Йорков, смотревших, как растворяются вдали зеленые английские берега.

– Граф Уорик сумел вернуться, брат, – обратился к королю Ричард. – Неужели ты слабее его?

К его удовольствию, Эдуард задумался и удивленно приподнял брови. Глостер громко рассмеялся. При всех перенесенных ими неудачах и поражениях, все-таки было нечто радостное в живом корабле под их ногами, в соленой морской пене и утреннем солнце.

Впрочем, радость быстро померкла, когда Ричард начал рыгать и ощущать, как его охватывает некая липкая хворь, становившаяся все сильнее при каждом движении вверх-вниз палубы корабля. И уже скоро содержимое желудка подкатило к его горлу, и он бросился к борту, направленный на корму и к ветру участливыми матросами. Весь остаток дня и ночь он провел на корме, перегнувшись над серыми плавными валами, беспомощный, как дитя, и чувствующий себя более скверно, чем это было вообще возможно, по его мнению.

Маргарита Анжуйская ощущала то, как повысился ее статус, в тысяче различных мелочей. Это проявлялось в том почтении, с которым обращались к ней придворные короля Людовика, мужчины и женщины, проводившие свою жизнь в точном понимании власти и отношения к ней окружающих их людей. Ибо слишком давно ее считали одной из сотни маленьких moules [11]королевской фамилии. Слово это она слышала в шепотках наглых чиновников двора и толстых дочерей французских лордов. Мидии облепляют своими скоплениями днища кораблей или растут на скалах, раскрывая свои створки перед пищей, словно птенцы в гнезде. Сравнение с ними звучало особенно обидно благодаря своей справедливости.