Конн Иггульден - Воронья шпора

– Еще совсем молодым я потерял жену и дочку, – промолвил Брюер, посмотрев в чистое ночное небо. – A еще хороших друзей, сынок. Надеюсь, что я вот-вот увижу их.

На мгновение обратив единственный глаз к Ричарду, он едва ли не по-мальчишески улыбнулся.

– А я помню твоего отца. Наглый был сукин сын. Однако настоящий мужчина, в отличие от тебя. Надеюсь, что и ты получишь по заслугам, горбун.

Ричард Глостер, кивнул капитану, резко взмахнув рукой. Тот шагнул вперед, а Дерри посмотрел вверх, дивясь напоследок красоте звездного неба над головой. Получив удар, он глухо простонал, осел на землю, кашлянул и выронил из руки палку, которая со стуком прокатилась по камням мостовой. И умер, не проронив ни звука.

Когда снаружи раздался топот вооруженных людей, Элизабет бросило в ужас. Месяц за месяцем она переживала этот кошмар, белой искрой вспыхивавший в ее груди всякий раз, когда к убежищу приходил священник или бакалейщик. Всякий раз, услышав незнакомый голос или тонкий звон колокольчика, она ощущала прилив черного страха, подсказывавшего ей, что это Ланкастер или какой-нибудь из его лордов явился в аббатство, чтобы убить ее вместе с детьми. Ей снилась пролитая на пол черная кровь.

И теперь, в самом деле услышав лязг железной брони и тяжелую поступь рыцарей, она вскочила, ощущая, как колотится в ребра ее сердце. В крошечных кельях убежища постоянно присутствовали один или два монаха. За месяцы заточения королева успела познакомиться со всеми ними.

Она узнала голос брата Павла – он что-то сказал, и сразу после этого раздался вопль и звук падения тела, заставившие ее нащупать в темноте ночной халат и подпоясаться.

Элизабет спала в одиночестве. Она сразу услышала, как кормилица Дженни завозилась в соседней комнате. Мать королевы, Жакетта, уже была на ногах и тут же появилась в комнате, вся взлохмаченная ото сна.

Не говоря ни слова, дочь показала ей прихваченный со стола длинный нож. Жакетта метнулась в свою комнату и вернулась уже с кочергой в руке. Обе женщины вышли на верхнюю площадку деревянной лестницы и зашикали на Дженни, когда та тоже появилась в коридоре. Они собственными руками затолкали ее назад.

Из дальней двери в коридоре донесся плач одной из девочек. Голос ребенка, вне сомнения, разбудит приглядывающую за ними старую леди, которая между тем совсем оглохла и своим голосом может перебудить весь дом. Прикусив в страхе губу, Элизабет подобралась к верхней ступеньке и осторожно посмотрела вниз – в крошечную прихожую.

Брат Павел лежал у стены – лишившись сознания или мертвый, точно сказать было невозможно. Королева затаила дыхание, а потом вдруг поняла, что знает мужчину, стоявшего к ней спиной. Наконец, Эдуард беззвучно повернулся к ней, хотя, конечно, на самом деле его движение не было бесшумным.

Муж Элизабет обратил взгляд наверх, на нее, смотревшую на него между балясин, просиял лицом и радостно воскликнул.

Королева, тоже следуя его примеру, радостно вскрикнула, хотя ей уже казалось, что она вот-вот потеряет сознание и кубарем скатится вниз по лестнице. Она пошатнулась, попыталась устоять и ощутила на талии руки поддержавшей ее матери, не позволившие ей упасть.

Эдуард, широко ступая, затопал вверх по лестнице, с гордостью разглядывая собственную супругу.

– Ну вот, разбудил тебя, – со смехом произнес он, и Элизабет лихорадочно уцепилась за свои опасения.

– Эдуард, я не знаю… так что, все закончилось? – спросила она. Однако, к ее смятению, ее король, этот рослый богатырь, по-прежнему улыбаясь, покачал головой:

– Нет, любимая. Пока это только первая часть. Тем не менее Лондон принадлежит мне, и я могу забрать вас отсюда. На сегодня нам хватит этого, правда? Ну и где же мой сын, Элизабет?

– Я назвала его Эдуардом, – ответила женщина. – Дженни! Принеси мне ребенка. Я окрестила его в аббатстве.

Явилась кормилица, триумфально поднимая запеленатого младенца. К ее чести, молодая женщина сперва посмотрела на Элизабет, взглядом спрашивая ее разрешения. Та кивнула, подавляя в себе печаль оттого, что муж, даже не обняв ее, хочет взять на руки сына.

Не обращая внимания на пробежавший по ее лицу отпечаток разочарования, Эдуард поднял мальчишку в воздух, с восторгом или даже с благоговением разглядывая морщинистую крохотную мордашку. Он никогда еще не видел своего сына.

– Света мне, девушка! – обратился Йорк к кормилице. – Принеси-ка сюда тот светильник, ладно? Больше света, чтобы я мог увидеть своего сына… Здравствуй, мой мальчик. Эдуард, принц Уэльский, будущий король Англии… Ей-богу, Элизабет, я так рад тому, что вижу его целым и здоровым! Генри Ланкастер возвратился в Тауэр, а я вернул себе жену и сына.

– И своих девочек, – напомнила королева. – Твоих трех дочерей.

– Ну конечно, любимая! Приведи их ко мне. Я потискаю этих девчонок и расскажу им о том, как скучал без них.

Эдуард уже заметил, что жена его постепенно раздражается. Он попытался сдержать свое собственное недовольство, однако эта женщина мешала ему это сделать – своим неподвижным лицом и округлившимися глазами. Он по опыту знал, что такое выражение предвещает ссору, и посмотрел на брата. Ричард, оставаясь у подножия лестницы, с мрачной миной созерцал счастливое воссоединение семьи.

Оба брата уже не могли вспомнить, когда спали в последний раз. Близился рассвет, и с точки зрения младшего Йорка, на сегодня с него было довольно насилия и раздоров. Он хотел спать.

– Ты переберешься ко мне на ту сторону, – сказал Эдуард жене. – Я выставил Генри из его покоев.

– Значит, ты в первую очередь направился к нему? Не подумав о том, что я, как узница, томлюсь в этом холодом доме?! – возмутилась Элизабет.

Выдержка вдруг оставила ее мужа – он слишком устал для того, чтобы объясняться с женой и льстить ей. Бросив на нее холодный взор, он передал младенца замершей около него кормилице.

– Я поступил так, как счел нужным, Элизабет! Боже мой, ну с какой стати ты… Нет, сегодня я слишком устал, чтобы спорить с тобой. Пусть ко мне приведут девочек, а потом мои люди переведут вас во дворец. Сегодня ты будешь спать в лучшей постели…

Король не сказал, что присоединится к ней, и его супруга только кивнула, ощущая в душе холодную ярость, рожденную не понятной ей самой причиной. Она целый век тосковала по нему. И вот он явился, снова стройный и молодой, только для того, чтобы повидать своего сына, словно все это время совсем не нуждался в ней. Она даже не подозревала, что он способен так глубоко ранить ее.

Три девчонки, вылетев из своей комнаты, облепили ноги отца, с обожанием глядя на него. Полные восторга слезы на юных личиках несколько приободрили Эдуарда. Тем не менее он зевнул – его уже мутило от усталости, и он готов был рухнуть на пол и уснуть, не сходя с места.