Конн Иггульден - Воронья шпора

Головка оружия была как будто маловата для человека его роста – длиной в его собственную ладонь. Тем не менее, Йорк умел наносить ею удары сокрушительной силы, а железной рукояткой можно было отразить почти любой удар меча.

После того как его брат обрушил весь огонь на крыло Сомерсета, игнорируя всех остальных, прошла уже целая вечность, которую Эдуарду пришлось посвятить изучению собственного оружия. Его раздирали пополам две потребности. С одной стороны, королю хотелось проскакать вверх по этому склону и врезаться в приглашавшие на битву ряды. Им хватало смелости дразнить его, оставаясь на расстоянии в пару сотен ярдов. В такой ситуации всякий – храбрец. Однако Эдуарду хотелось посмотреть, что будут они делать, когда он ворвется в их ряды. Но, с другой стороны, он дал обещание брату и вынужден был терпеть, ощущая головокружение от бурлящей в жилах крови, заставляя себя стоять на месте, хватая ртом воздух, словно готовящийся к прыжку волк.

Оторваться от созерцания его заставил общий вопль, когда потрепанное крыло Сомерсета рванулось вниз по склону на людей Глостера. Глаза Эдуарда округлились. Это была идеальная ситуация, и он благословил светлую голову брата.

– Центр, вперед! – зарычал он, и голос его был слышен по всему полю. – Роты центра, вперед!

Выполняя его приказ, солдаты немедленно сдвинулись с места. Эдуард с неотступным вниманием продолжал следить за действиями потерявшего голову Сомерсета.

Впереди сильнейшая часть армии Маргарет катилась вниз с холма, только и предоставлявшего ей единственное преимущество. Роты Глостера приняли на себя лобовой удар, а сам Эдуард Йоркский врезался им во фланг ударом копейщиков и пикинеров. Люди Ланкастера не могли защитить себя от флангового удара. Копья ударили, обагрились, послышались вопли раненых, падавших под ноги идущим.

Алая ярость в сердце Сомерсета еще больше возросла, когда он оглянулся и увидел, что лорд Уэнлок не сдвинулся с места. Заснул этот старик, что ли? Уэнлок и принц мирно наблюдали за тем, как гибнут их лучшие люди, как пропадает последний и единственный шанс. Бофорт не мог предоставить сыновьям Йорка возможность по очереди расправиться со всеми частями его армии. Такой исход был чреват катастрофой и смертью.

Едва съехав со склона, Сомерсет заметил, насколько потрепанными оказались его силы. Он махнул Уэнлоку, однако этот надменный старый ублюдок не подумал шевельнуться и поддержать его.

– Отступаем назад в полном порядке! – рявкнул Эдмунд своим капитанам.

Доверившиеся ему, вынесшие обстрел измученные люди со стоном повиновались. Им было приказано отступить обратно на верх холма, под натиском воодушевленного, размахивающего железом врага. Сделать это было трудно, однако в противном случае Йорк и Глостер растерли бы их в порошок, и поэтому они остановились и попытались выставленным вперед оружием удержать на месте воодушевленные шеренги Глостера.

У них были копья, и они успели сделать первые шаги еще до того, как Глостер, не веря своим глазам, понял их намерение и бросил вперед все свое крыло.

Сомерсет направил своего коня вверх по склону, понимая, что само животное будет пятиться дольше. Повернувшись, он увидел отряд копейщиков, выбежавших из леса по левую руку от него с длинными копьями на изготовку, готовых к нападению.

В этот момент военачальник никак не мог отреагировать на их появление, кроме как предупредить своих об опасности. Копья использовались при обороне или в качестве рыцарской пики, и Бофорту оставалось только проводить недоуменным взглядом бегущих в атаку копейщиков.

– Внимание! Слева! Берегись, копья слева! – выкрикнул он, однако на его собственных людей давили спереди и сбоку, где напирали другие копейщики. Свободным у них теперь был только один фланг, и им оставалось только отступить, когда две сотни свежих врагов обрушились на них, пронзая стоявших в первой шеренге, угрожая окровавленными наконечниками напиравшим за ними. Зрелище это, похоже, лишило людей Сомерсета желания сопротивляться: они ощущали себя попавшими в ловчую яму, утыканную снизу копьями. Солдаты попытались рассыпаться во все стороны, однако побоище продолжалось и пощады не было.

Сомерсет дал шпоры коню, однако почувствовал, что животное пошатнулось под ним. Он не мог видеть, какую рану получил конь, но нетрудно было заметить, что силы оставляют его. Фыркая кровью, животное одолело подъем. Герцог с бесстрастным выражением лица оставался в седле и только снова и снова подгонял коня шпорами. Он прекрасно понимал, что в данный момент Глостер и Йорк бросают вверх по склону все свои силы, однако теперь ему было уже все равно. Он подогнал свою умирающую лошадь к потрясенным происходящим шеренгам среднего полка, остававшимся на месте и наблюдавшим за тем, как умирают их сотоварищи.

Барон Уэнлок восседал на коне посреди третьей шеренги в окружении вестников и герольдов. Заметив Сомерсета, сидевший на коне рядом с Уэнлоком Эдуард, принц Уэльский, заметно побледнел. Даже шлем герцога был забрызган кровью, а из ноздрей его коня текли алые струйки.

– Почему ты не поддержал меня, милорд?! – оскалился Эдмунд, посмотрев на Уэнлока. – Я послал тебе приказ. Почему ты остался на месте?

Старый лорд ощетинился – седину его подчеркивало побагровевшее лицо:

– Да как ты смеешь покушаться на мою честь?! Щенок! Я не позво…

Удар булавы Сомерсета пришелся прямо в открытое забрало Уэнлока, не позволив старику договорить. Кровь хлынула по лбу барона, недоуменно шевелившего губами. В следующий миг он получил еще один удар, а затем возмущенный Бофорт проводил взглядом Уэнлока, уже бездыханным свалившегося под копыта коня.

– О боже! – охнул принц Эдуард, глядя вперед – не на Уэнлока, а за него, на подступающие ряды йоркистов. Повернулся туда и Сомерсет – и людской потоп охватил их.

Эдуард Йорк посмотрел на серебристые пластины своих латных перчаток. Они были в крови, пусть он и не помнил, чтобы ударял кого-нибудь кулаком в битвенном безумии. Когда пало крыло Сомерсета, он нашел, что этот момент благоприятствует для удара по врагу, и погнал своих людей вверх по склону – и сам с рыком въехал на вершину холма. Он видел, как отбивался Бофорт и как не сумел защитить себя молодой парень с гербом дома Ланкастеров. Эдуард снова посмотрел на свою перчатку. Сколько же крови пришлось ему повидать в своей жизни… Не по его собственному желанию! Что ж, сегодня одна женщина будет рыдать, услышав печальную весть. Все надежды Маргариты Анжуйской рассыпались в прах – сын ее, бледный и бездыханный, лежит среди всех остальных.

Король вдруг понял, что и сам рыдает, и, утирая слезы, рассердился на себя за это. Окружающие отворачивались, подмечая даже более странные вещи. Некоторых выворачивало на траве наизнанку, другие валились на землю, как пьяные, и засыпали. Остальные расхаживали по полю, незаметно для окружающих смеялись или плакали, осознавая, что остались в живых. Все забытое в пылу только что закончившейся бойни возвращалось урывками… Они останавливались, терли глаза кулаками и пытались отдышаться, прежде чем сойти с места.