Array Шэнь Жун - Царь-дерево

И когда отец успокоительно качал головой, лицо ее словно освещалось: «Если у тебя все в порядке, то и нам всем хорошо…» Она никогда ни о чем не жалела. Никогда не ходила в кино или театр и даже не заглядывала к соседям посмотреть телевизор. Ей казалось, что все эти посторонние вещи могут как-то нарушить установленный покой. Лян Цисюн был вторым сыном в семье, его старшая сестра уже успела выйти замуж. Лян Цисюн давно нес такие же семейные обязанности, как и отец, поэтому тот не слишком вмешивался в жизнь сына, не пекся, как некоторые отцы, о его женитьбе, не пытался выяснить его намерения. После того как Лян Цисюн вступил в партию, отец стал обсуждать с ним все свои дела. Но мама… Что тут скажешь? Она мечтала только о том, чтобы у сына все было так же тихо и спокойно, как и у отца, чтобы он нашел себе такую же хорошую хозяйку, как она сама. Для нее главным богатством было сегодняшнее спокойствие их семьи…

Когда Лян вернулся, мать, улыбаясь, поднялась навстречу. Она редко так улыбалась, лицо светилось радостью, на нем словно стало меньше морщин.

— К тебе приходила Ай Лимин, пойди навести ее…

Понятно, почему так улыбается мать. Ай Лимин училась с ним с младших классов, потом пошла на тот же завод, и сейчас ее выбрали секретарем заводского союза молодежи. Эта девушка сразу пришлась по душе его матери больше всех других. Действительно, к ней ни в чем нельзя было придраться, и все же она не нравилась Лян Цисюну. Ли Хуэй всегда открыта, она может быть язвительной, легкомысленной, но она честна и искренна. Рядом с ней, глядя в ее чистые глаза, невозможно было быть фальшивым. Разве любовь — это не потребность в искренности? А вот с Ай Лимин было совсем не так — взгляд у нее какой-то пустой, и всегда возникает такое чувство, что она говорит не то, что думает. А что она думает — тоже никогда не понять. Так себя вести — это целое искусство!

— Так ты пойдешь? — Мать подбадривала его.

— Она по делу приходила? — с некоторым раздражением спросил он.

— Она бросила только одну фразу. Кажется, что-то насчет выборов передовиков..

«Наверное, это из-за Ли Хуэй, — подумал Лян Цисюн. — Скорее всего, так!»

Пойти или нет? Лян Цисюн никак не мог решить. Пока он, обо всем забыв, думал только о своих экзаменах, главной новостью на заводе стали выборы передовиков. Тот, кого выберут, не только будет участвовать в городском слете ударников «Нового великого похода», но, быть может, удостоится чести считаться образцом для всей страны. Естественно, этот вопрос занимал всех на заводе. Имя Ли Хуэй появилось в списках для выборов передовиков города потому, что среди четырехсот двадцати радиомонтажниц завода не было ни одной, способной составить ей конкуренцию. Производительность ее труда равнялась двумстам пятидесяти семи метрам провода за смену. Несколько десятков проверяющих становились вокруг рабочих стендов, на которых монтажницы укладывали проволоку, осматривали, оценивали, делали заключения. Руки девушек дрожали, как будто кровь в них застывала под взглядами экзаменаторов. Но Ли Хуэй на испытаниях подтвердила свою норму — двести пятьдесят семь метров. Она стояла перед большим, похожим на огромного зверя рабочим стендом — в просторной рабочей одежде, длинные волосы скручены на затылке. Она казалась маленькой, слабой и изящной, ее тонкие руки словно играли круглыми спицами для вязания, но проволока укладывалась со сказочной быстротой, и только капли пота шипели, попадая на горячие желобки, в которые должна была лечь проволока. Люди практически не могли уследить за ее руками! Но факт оставался фактом. Правда, мало кто пытался узнать, как это двадцатисемилетняя девушка достигла таких исключительных результатов, ставших рекордом для всего города. Зато все придирчиво и дотошно разбирали ее внешний вид и ее поведение.

— Вы поглядите, как она наряжается, на ее прическу, на эту цепочку. Как после этого ее выбирать?

— Если сделать ее передовиком, то это и будет как раз означать, что мы не отличаем белую кошку от серой.

— Если ее выберут, я тоже куплю себе такие лягушачьи очки и расклешенные брюки.

Раскричался даже всегда невозмутимый, знающий себе цену начальник цеха Лао Фаньтоу. На совещании бригадиров он сказал, качая головой: «Мы не можем отнестись к этому легкомысленно, не можем не учитывать последствий. Если мы выдвинем ее в передовики, то потом, когда остальная молодежь начнет ей во всем подражать, меня в конце концов никто и слушать не станет. Эти шалости гораздо серьезнее, чем, например, проблема загрязнения атмосферы!»

Неудивительно, что, придя на работу в цех, Ли Хуэй сразу произвела на Лао Фаньтоу неблагоприятное впечатление. В тот день ее привел начальник отдела кадров, и Лао Фаньтоу, увидев белые босоножки на высоком каблуке, чуть ли не в ярость пришел и, нагнув голову, ушел в свой кабинет. «У нас в цехе уже есть несколько человек, у которых ветер в голове, а теперь еще одну прислали с больной головой! Не понимаю, о чем думают кадры, направляя к нам таких работничков. Цепочка, эдакие босоножки — что она сможет сделать?..» И хотя Ли Хуэй три года уже работала без брака и работала, естественно, не в босоножках, а переодевшись, она так ни в чем и не разубедила Лао Фаньтоу. А среди руководителей цеха ни один человек не осмеливался ему возражать.

Оказалось, что жизнь поставила новый вопрос: каковы должны быть критерии в оценке передовиков? Члены союза молодежи участка, где работала Ли Хуэй, собрались, конечно, на собрание. Секретарь комитета Ай Лимин сидела рядом с групоргом, простодушным парнем с кислым выражением лица. У нее на коленях лежала огромная записная книжка, в которую была вложена ручка. Собрание обсуждало вопрос: к чему должен стремиться молодой человек? На лице Ай Лимин отражались малейшие изменения атмосферы собрания. Ли Хуэй сидела с пилочкой в руках и обтачивала ногти. Присутствие Ай Лимин было ей совершенно непонятно, и она совсем не ожидала, что товарищи по работе, способные критиковать ее за глаза, сейчас могут напасть открыто. Она не понимала того, что говорил групорг.

— Ты одеваешься так специально, чтобы люди обращали на тебя внимание?

— А тебе что-то не нравится?

— А почему ты одеваешься не так, как все?

— Никогда не хотела плыть по течению.

Жизнь сделала Ли Хуэй непокорной, самостоятельной в поступках. Она была свободной, с ранних лет не знала никаких ограничений. Родители позволяли ей все, и она сама позволяла себе все. А потом семь лет в степи — и она привыкла сначала вслушиваться в себя, а потом уже обращаться к внешнему миру… Сейчас, сидя с пилочкой для ногтей, она видела в глазах хорошо знакомых людей какую-то агрессию, хотя выражение на их лицах оставалось совершенно равнодушным. Даже те, кто раньше всегда тормошил ее, узнавая последнюю моду, были совсем другими. Все это удивляло ее.