Эммануэль Каррер - Жизни, не похожие на мою

Утром второго дня Жером сказал: «Пойду, проведаю Джульетту». Он словно хотел убедиться, что с ней все в порядке. «Иди», — ответила Дельфина. Жером ушел вместе с Филиппом. Элен предложила Дельфине купальник, и женщина долго плавала в бассейне, глядя прямо перед собой пустым взглядом. Вокруг бассейна собрались три-четыре семьи из числа пострадавших туристов, но они лишились лишь своих вещей и не осмеливались жаловаться на судьбу в присутствии Дельфины. Швейцарские немцы продолжали безмятежно плавать в своем аюрведическом тумане, словно ничего необычного вокруг них не происходило. К полудню Филипп и Жером вернулись в полной растерянности: Джульетты в госпитале Тангаллы не оказалось, ее перевезли куда-то в другое место. Одни говорили — в Матару, другие — в Коломбо. Трупов было слишком много, часть из них сжигали, часть эвакуировали, и уже появились слухи о вспышке эпидемии. В госпитале Жерому ничем не смогли помочь, ему лишь выдали клочок бумаги с несколькими наспех нацарапанными словами, своего рода расписку, которую служащий отеля смущенно перевел соболезнующим тоном: «…маленькая белая девочка, светловолосая, в красном платье».

Мы с Элен тоже отправились в Тангаллу. Водитель тук-тука оказался разговорчивым, и пока вез нас, успел рассказать, что погибло много народу, но его жена и дети, слава Богу, не пострадали. На подъезде к больнице нас накрыла волна тяжелого смрада. Не узнать его было просто невозможно. Трупы, много трупов, сказал водитель и, поднося к носу платок, посоветовал нам последовать его примеру. Во дворе больницы санитары в халатах и волонтеры из местных жителей на носилках переносили трупы и штабелями укладывали их в грузовик с брезентовым тентом. Скоро он уедет, и на его место станет другой.

Большой холл на первом этаже больницы теперь напоминал рыбный рынок. Бетонный пол был мокрым и скользким: его регулярно поливали водой, чтобы сохранить хоть какую-то прохладу. Прямо на полу длинными рядами лежали тела погибших, и этих жутких рядов я насчитал не меньше сорока. Трупы находились здесь со вчерашнего дня, многие раздулись от пребывания в воде, кожа посерела. Европейцев среди них не было. Вероятно, их эвакуировали в первую очередь, как Джульетту. Я никогда раньше не видел мертвых, и мне казалось странным, что жизнь щадила меня целых сорок семь лет. Не отнимая платка от носа, мы прошли по всем помещениям, потом поднялись на второй этаж. Порядка тут не было и в помине: посетители ничем не отличались от персонала, двери нигде не запирались, повсюду лежали вздувшиеся, серые трупы. В памяти тут же всплыли слухи об эпидемии и разговор с голландцем в отеле. Мой собеседник авторитетно утверждал: если немедленно не сжечь все трупы, санитарная катастрофа неизбежна. Разлагающиеся тела отравят воду в колодцах, крысы разнесут холеру по всем окрестным деревням. Я боялся дышать не только ртом, но и носом, словно отвратительный запах уже сам по себе был заразным. Невольно напрашивалась мысль: зачем мы пришли сюда? Посмотреть. Просто посмотреть. Элен оказалась единственной журналисткой на месте трагедии, вчера вечером она уже надиктовала одну статью, этим утром — вторую. При ней был фотоаппарат, но ей не хватало духа достать его. Она подошла к врачу, который едва держался на ногах от усталости, и задала ему несколько вопросов по-английски. Врач ответил, но мы его не совсем хорошо поняли.

Когда мы снова оказались во дворе, грузовика с трупами уже не было. За воротами, в тени огромного баньяна, возвышавшегося у края дороги, на высохшей колючей траве сидели какие-то люди, человек десять. Все белые, в изодранной одежде, испещренные порезами и синяками. О перевязке, похоже, никто даже не вспоминал. Когда мы подошли, они обступили нас, и в разговоре выяснилось, что каждый из них кого-то потерял: жену, мужа, ребенка, друга, но, в отличие от Дельфины и Жерома, они не видели их мертвыми и продолжали надеяться на лучшее. Первой свою историю рассказала Рут, рыжеволосая шотландка лет двадцати пяти. Она с мужем Томом снимала бунгало на пляже, они только что поженились, и это было их свадебное путешествие. Когда пришла волна, они находились на расстоянии десяти метров друг от друга. Рут подхватил бешеный поток, но ей удалось спастись, как Филиппу, и с тех пор она разыскивает Тома. Она искала его всюду: на пляже, среди развалин, в деревне, полицейском участке, потом узнала, что тела погибших свозят в больницу, и с тех пор безотлучно дежурит у ворот. Несколько раз Рут заходила на территорию больницы, наблюдала за разгрузкой и погрузкой грузовиков: одни привозили новые трупы, другие увозили тела на кремацию. Она не спала, не ела; люди из больницы советовали ей отдохнуть, обещали сообщить, если появятся новости, но она не желала уходить, она хотела быть здесь, с другими несчастными, а те не покидали этого скорбного места по той же причине, что и она. Очень скоро стало ясно: рассчитывать на хорошие новости не приходится. Но люди хотели быть здесь, когда из грузовика будут выгружать тело того или той, кого они любили. Рут находилась здесь со вчерашнего вечера и была в курсе всего происходящего. Она подтвердила, что тела европейцев незамедлительно переправляли в Матару, где было больше места и, говорят, имелась холодильная камера. Что касается тел местных жителей, то в больнице ждали, когда за ними придут родственники, но большинство семей, особенно рыбацких, жили почти у самой воды, поэтому выживших практически не было. И через день невостребованные трупы отправляли на костер. Все делалось как-то хаотически, наспех. Электричества не было, телефоны молчали, завалы на дорогах не давали проехать, и помощь извне прийти не могла, да и что это значит — извне, когда территорией бедствия стал весь остров? Беда коснулась всех без исключения; теперь те, кому повезло, ищут погибших родственников. Рут говорила это, хотя видела, что нас с Элен судьба пощадила. Мы были вместе, живы и здоровы, чисто одеты и никого не искали среди погибших. После визита в ад мы вернемся в отель, где нам подадут обед, искупаемся в бассейне и поцелуем детей с мыслью, что для нас все обошлось благополучно. Угрызения совести ни к чему хорошему не ведут, это пустая трата времени и душевных сил. Я прекрасно понимал это, однако же мучился и хотел лишь одного — чтобы все поскорее закончилось. Элен, напротив, не обращала на состояние души никакого внимания. Она делала то, что считала нужным, и ее не волновало, что кому-то ее помощь могла показаться смехотворной. Она была внимательной и конкретной, задавала вопросы, не упускала ни одной детали, которая могла оказаться полезной. Элен взяла с собой все наши наличные деньги и раздала их Рут и ее товарищам по несчастью. Она записала их имена, а также имена и приметы пропавших без вести: завтра она постарается съездить в Матару и поискать их там. Кроме того, она взяла у всех домашние телефоны, чтобы связаться с их родственниками в Европе или Америке и передать: я видела Рут, с ней все в порядке; я видела Питера, он жив и здоров. Элен предложила желающим отправиться с нами в отель: пока один-два человека будут тут дежурить, остальные смогут поесть, помыться, сходить к врачу, потом они вернутся и сменят своих товарищей. Однако никто не согласился пойти с нами.